Одарив Уилла такой же самодовольной улыбкой, какой он неоднократно угошал ее, она устремила взгляд на «молнию» на его брюках. Никакие джинсы в мире не могли бы скрыть его эрекцию, а эти джинсы никак нельзя было назвать слишком свободными. Он хочет ее. Хочет против своей воли. Но это ее устраивает.
Она отбросила в сторону трусики и опустилась на колени возле кровати. Когда она потянулась к его «молнии», Уилл сделал неловкую попытку остановить ее, но Селина просто отбросила его руку и расстегнула джинсы. Уилл запустил пальцы в ее волосы и крепко зажмурился:
— Господи, Сели, не надо… Не надо…
А она продолжала, не обращая внимания на его протест. Ей кружили голову его вкус, его жар, его гладкая кожа и его твердость. Ей было хорошо — она полновластна, она берет свое, хотя он и утверждает, что ничего не хочет. Ей хорошо стоять на коленях — в униженной позе — и наслаждаться своей властью. Он умоляет ее — «не надо», и тем не менее весь горит…
Все еще содрогаясь от наслаждения, Уилл схватил Селину за плечи и втащил на кровать. Затем она нетерпеливо помогла ему раздеться, и он обрушился на нее сверху, пока возбуждение обоих еще не сошло с высшей точки.
Приподнявшись на локтях, он заглянул Селине в глаза. Она по—прежнему улыбалась ему самодовольной улыбкой.
Но он знал, как избавиться от этой улыбки. Как раздразнить ее голод, чтобы малейшее его прикосновение вызвало в ней бурю, чтобы самый легкий поцелуй отозвался в ней сладостной болью. Как заставить ее трепетно стремиться к нему, как заставить ее испытать страстное желание.
Он целовал ее и ласкал — ее лицо, груди, бедра. Он гладил ее повсюду, покрывал поцелуями. Два его пальца проскользнули внутрь, и он входил в нее и выходил, действуя так, чтобы довести ее до пика удовольствия.
Она дрожала, извивалась, молила, и наконец мощный оргазм заставил содрогнуться ее тело.
Он перевернулся на спину, стараясь не встречаться с ней взглядом, но ее укоряющий взор настиг его.
— Ты сама захотела любви, — как бы оправдываясь, проговорил Уилл.
Она прижалась к нему и закрыла глаза. Но ей еще удалось произнести последние слова, от которых он похолодел:
— Это не любовь, Уилл. Это секс, просто грубый секс.
Реймонд присел на стул у кровати матери. Она все еще находилась в кардиологическом отделении, но поскольку быстро шла на поправку, лечащий врач смягчил режим посещений. Несомненно, вечером появятся Селина и Билли Рей, но пока старуха осталась в распоряжении сына.
Она гладила пальцами лепестки желтой гвоздики — кто—то из друзей прислал ей букет. Когда санитар вошел в палату с букетом, Роуз объявила, что это ее любимые цветы; именно их она клала каждую неделю на могилу покойного мужа и хотела бы, чтобы и ей на могилу носили такие же. Реймонду пришлось успокаивать ее, говорить, что доктора обещают скорое выздоровление и ей еще долгие годы не придется думать о смерти.
А она молча смотрела на него.
Наконец мисс Роуз оставила цветок в покое и повернулась к сыну:
— Нам надо поговорить.
Голос ее был так серьезен, что Реймонд насторожился.
В последнее время она говорила серьезно лишь в тех случаях, когда дело касалось Билли Рея, а о нем Реймонд не был расположен говорить в больничной палате. Накануне вечером ему уже пришлось уступить и позволить мерзавцу проникнуть к старухе, несмотря на то, что он не принадлежит к семье Кендалл, что бы там ни утверждала Мередит.
— В чем дело, мама?
— Ты можешь выполнить мою просьбу?
— Конечно, мама, ты же знаешь, — без колебаний ответил Реймонд.
Но Роуз, казалось, вовсе не была в этом уверена.
— В старости едва ли не самое неприятное то, что приходится просить об одолжениях. К счастью, у меня есть деньги и я могу себе позволить едва ли не все, что мне захочется. И то, что я хочу от тебя, я смогу купить за деньги. Надеюсь только, что мне не придется этого делать. Но имей в виду, я готова к отказу.
Теперь ему стало любопытно. Для матери он готов на многое — но не на отказ от своих интересов в пользу Билли Рея. Если она надеется уговорить его относиться к подонку как к одному из Кендаллов, ее ждет разочарование. Ни единого гроша из семейных денег Билли Рей не получит.
— Мама, что тебе нужно? Я сделаю все, что в моих силах.
Кроме одного.
Роуз тяжело вздохнула и произнесла с видимым усилием:
— Мне нужны мои бриллиантовые серьги.
Реймонд хорошо знал серьги с крупными бриллиантами, которые его мать неизменно надевала по воскресеньям в церковь, на банкеты и в прочих торжественных случаях.