— То самое, что делают все молодые красавицы, у которых старые мужья. Она нашла любовника. Молодого человека, который работал у Джефферсона, и привела его в дом. Однажды Джефферсон вернулся, застал их в постели и в порыве ярости поджег дом. Потом он утверждал, что намеревался сам броситься в огонь. Так или иначе, он остался в живых, а его жена и ее любовник погибли. После этого Джефферсон не стал приводить дом в порядок. Он построил себе новое жилье, перевез туда детей и стал жить затворником, бросив этот дом на произвол судьбы.
Селина задумчиво смотрела на верхний этаж, туда, где нашла свою смерть жена Джефферсона. Думала ли она об этой несчастной, видела ли, как сам Уилл много лет назад, ее слезы, слышала ли ее крики? Испытала ли Селина ее ужас?
— Откуда же вы все это узнали? — спросила она наконец, опять взглянув на него.
— Мисс Роуз не читала мне стишки или волшебные сказки, когда я был маленьким. Она рассказывала мне истории в таком вот духе.
Селина вытерла руки салфеткой и откинулась назад, опершись спиной на ствол дуба.
— Печальная история, — проронила она со вздохом. — Джефферсон, должно быть, очень сильно ее любил и почувствовал, что его предали.
— Сомневаюсь, что здесь была любовь, — возразил Уилл. — Скорее чувство собственности. Власть. Месть. Гнев, наконец. Она оставила его в дураках. Мужчины этого не любят. Особенно когда их оставляют в дураках женщины, которых они купили.
— А вас когда—нибудь оставляли в дураках?
— Нет. — Он бросил салфетку в корзину и поднялся на ноги. — И никому не удастся.
Уилл зашагал к дому, не оглядываясь. На этот раз он вошел внутрь через дыру, зияющую там, где полагалось быть задней двери. Треснувшую в нескольких местах дверь он обнаружил внутри на полу.
Перед ним открылся широкий коридор. Деревянный пол, высокий потолок; и повсюду следы запустения. Одно и то же во всех комнатах на нижнем этаже: заколоченные окна, на полу мусор, осколки стекла, отвалившиеся куски штукатурки. В одной из комнат он заметил пробежавшую по полу мышь. Птица вылетела из гнезда, свитого в люстре.
Он изучал состояние черного мраморного камина в одной из комнат, когда пол в коридоре заскрипел.
Итак, Селина здесь. Может быть, следует предложить ей экскурсию, которая завершится в одной из спален на верхнем этаже. Впрочем, после пожара там не может быть нормальной кровати. Но, может быть, сыграет свою роль сама мысль о кровати и о том, чем на ней можно заняться.
Пришли на память ее слова:»Когда—нибудь, Уилл, когда вы опять скажете что—либо подобное, я поймаю вас на слове. И что вы тогда будете делать?»
Блеф?
А если нет?
Надо выяснить.
Она предупреждена. Она знает, чего от него можно ожидать. Она знает, чего не получит от него. Она уже взрослая. И если она согласна пойти на риск по доброй воле, может быть, ему не в чем будет себя упрекнуть? Разве не сделал он все, что сделал бы на его месте всякий порядочный человек, чтобы предостеречь ее? Так что мешает ему заполучить ее?
Нет. Что—то все—таки мешает.
Селина вошла в комнату, медленно прошлась вдоль стен, рассматривая украшавший их лепной узор.
— Уверена, что один из ковров мисс Роуз из этой комнаты, — произнесла она.
— Возможно.
— Неужели она хочет поселиться здесь?
— Не думаю. Разве что она задумала не только отремонтировать дом, но и совершить кое—какие переделки. Здесь нет ни кухни, ни ванной комнаты. Электричество сюда не проведено. А представляешь, во что обойдется центральное отопление и кондиционеры?
— Может быть, она хочет отдать дом властям, чтобы здесь был музей, — предположила Селина.
— Или просто ей нужно увидеть его таким, каким он был задуман.
Она облокотилась на каминную полку и подперла рукой подбородок.
— Вы сказали, что вам приходилось работать на строительстве. Вы этим и занимались все время?
— Я понемногу занимался всем. — Уилл усмехнулся. — В том числе просил милостыню, залезал в долги, воровал.
Селина не улыбнулась.
— Короче говоря, мошенничали?
Он пожал плечами.
— Обманывал я только женщин, причем все, что я брал у них, они отдавали добровольно. — Уилл понизил голос: — А брал я то, что и ты, Сели, отдашь добровольно, если я у тебя попрошу.
Но Селина не желала менять тему разговора.
— И все—таки — чем вы зарабатывали на жизнь?
Уилл отвернулся и подошел к раздвижной двери, ведущей в гостиную. Она была покрыта резьбой и в относительно пристойном состоянии.
Наконец он заговорил:
— Я строил дома. Клал кирпичи. Подметал городской парк. Мыл посуду во многих забегаловках отсюда и до Восточного побережья. Работал на буксире. Заливал бензин в чужие тачки. Натирал полы, ремонтировал автомобили, собирал хлопок. Был охранником — каков парадокс, а, мисс Селина? Копал ямы. Чистил бассейны у богачей. Время от времени трахал дочек богачей, когда им был нужен кто—нибудь в постели. Точнее, когда мне была нужна женщина.
Селина прошла в гостиную.
— Любой честный труд хорош, — негромко проговорила она, и он опять не знал что ответить.
— Я не оправдываюсь. И не стыжусь той жизни, которую вел.
Это было не совсем верно. Он испытывал стыд, когда воровал и попадал в тюрьму, но он шел на все, чтобы выжить. У него не было выбора.
А теперь выбор у него есть. По крайней мере на какое—то время. Мисс Роуз дает ему крышу над головой, кормит его и дает работу. Взамен он должен оставаться паинькой.
Вот и ответ на занимавший его вопрос. Селина для него под запретом. Он может пялить на нее глаза, разговаривать с ней, даже отпускать сальные шуточки. Он может до смерти хотеть ее, трахать любую женщину в Луизиане и воображать себе, что с ним Селина. Но трахать Селину он не может.
Они в полном молчании обошли нижний этаж и поднялись на второй. Лестница была сделана из почти не подверженного гниению кипариса и казалась такой же прочной, как в те времена, когда дом был новым. Тот Кендалл, который построил дом, не пожалел средств на ценные материалы и настоящих мастеров. Что ж, это обстоятельство значительно облегчит восстановительные работы.
Выйдя на верхнюю галерею, Селина повернулась лицом к западу и вгляделась в даль.
— Знаете, о чем я жалею? Мы живем в одной или двух милях от такой великой реки, как Миссисипи, а видим ее только с Солнечного моста.
— Надо срыть холм, и тогда мы будем смотреть на нее сколько влезет.
Селина согласно кивнула, затем направилась к угловой комнате. Ее стены и подоконники были покрыты копотью и сажей. Двадцать лет назад Уилл стоял на этом самом месте и смотрел внутрь сквозь окно без стекла.
— Я думала, разрушений окажется больше.
— Пожар потушили довольно быстро. Сгорели шторы и мебель, в том числе кровать. Джефферсон и начал с кровати. Мисс Роуз говорила, что любовники спали, когда он вошел, и проснулись уже в огне. По ее словам, их вопли потом снились отцу Уинна много месяцев.
— Как же это ужасно — спалить заживо людей. — Селина поежилась.
— Страсть иногда приносит ужасные плоды.
— Страсть? — эхом откликнулась Селина. — Недавно вы говорили про месть и чувство собственности.
— Сели, страсть — это не только любовь или похоть. Если ты посмотришь на другого мужчину так, как смотришь на меня, я могу вспыхнуть от ревности. А если бы ты принадлежала мне, была моей женой, была моей, укол ревности мог бы привести к тому, что я потерял бы голову от ярости. И кто знает, что я мог бы натворить?
Селина постаралась сохранить хладнокровие. Разумеется, Уилл говорил «если». Просто он мысленно поставил себя на место Джефферсона Кендалла. Он не имеет в виду, что она как—то по—особому смотрит на него. Он не намекает на то, что она ему небезразлична и потому, мол, он способен ее ревновать.
— Вы бы не стали меня сжигать, — возразила она.
В его улыбке ей почудилось что—то чувственное.
— Может, и сжег бы. Сжег бы. По—своему. Я заставил бы тебя забыть, что на свете существуют другие мужчины. Я бы трогал тебя там и так, где и как тебя никто не трогал. Я сделал бы так, чтобы ты умирала от вожделения, чтобы ты умоляла, а потом дал бы тебе такое наслаждение, что ты очнулась бы в слезах. Я пробудил бы в тебе голод, который никто не мог бы утолить, кроме меня. — Теперь он улыбался слегка угрожающе. — Я наказал бы тебя удовольствием.