От него пахло табаком, а на губах чувствовался вкус спиртного. Может быть, алкоголь придал ему решимости? Или под воздействием алкоголя он позабыл о важных причинах, вынуждавших его воздерживаться от контактов с ней?
— И этого там нельзя, — прошептал Уилл, расстегивая ее блузку.
Его руки уже сжимали ее груди, распаляя ее желание. Она застонала, но спохватилась и умолкла.
Голоса за кустами притихли. Где—то невдалеке раздался глухой удар, и небо осветилось пурпурным светом. Начался главный фейерверк. А другой фейерверк взрывался в теле Селины, во всех местах, которых касался Уилл. Он склонился над ней и прикусил ее сосок. По ее телу прошла дрожь, у нее перехватило дыхание, и все же она нашла в себе силы остановить его.
— Почему? — выдохнула она.
Очередная ракета разорвалась в небе каскадом серебряных звезд, и они на мгновение осветили лицо Уилла. Оно было столь серьезно, что у Селины замерло сердце. Уилл молча ласкал ее грудь, заставляя трепетать в мучительной неге.
Почему? «Такой короткий вопрос, — думал Уилл, — и такой емкий». Почему он это делает? Почему он мучает себя? Почему он не может защитить ее? Почему не уберег ее от себя самого?
Все просто и очевидно. Потому что вдали от нее он сходит с ума. Он жаждет ее. Только она может насытить его голод и излечить гложущую его тупую боль.
Но есть и еще один ответ, более честный, более правдивый. И этот ответ пугает Уилла. Он и наедине с собой не произнесет этот ответ про себя, и, уж конечно, ничего не скажет при Селине.
Новая вспышка в небе, сине—зеленая на этот раз. Он убрал руки с ее груди, поцеловал Селину в лоб и развернул ее так, чтобы она увидела фейерверк. Он прижал ее к груди, потерся щекой о ее волосы, обнял за талию.
Он не стал отвечать.
Какая же это невыразимая пытка — стоять вот так, вдыхать запах ее духов, ощущать шелковистую кожу, держать в ладони ее тяжелую грудь. Настоящая пытка: быть так близко — и не внутри.
Но уже скоро. Скоро все закончится. Они уйдут домой, и она будет принадлежать ему. А завтра он будет горько о том сожалеть.
Послышался треск кустов, сдавленное ругательство, и на поляне в двадцати футах от Уилла и Селины возник чей—то силуэт. Было уже совсем темно, и все—таки Уилл узнал Викки. Он хотел отстраниться, но Селина с неожиданной силой схватила его за руку и удержала.
— Селина! — раздраженно воскликнула Викки. — За каким дьяволом ты…
И тут она их увидела. По всей вероятности, в первую секунду она их не узнала. Она была поражена, так как застала Селину с мужчиной — с Билли Реем Бомонтом. Ей потребовалось какое—то время, чтобы поверить своим глазам. Затем она быстрыми шагами двинулась к ним, не слишком грациозно, зато пылая гневом.
Уилл отстранил Селину и не без труда высвободил руку. Но было, очевидно, уже поздно. Викки увидела намного больше того, чем ей следовало бы видеть.
Она остановилась футах в шести и уставилась на них сверкающими от гнева глазами. Селина пнула ногой позабытый мяч, и он покатился в сторону Викки.
— Вот мяч Ника, — сдавленным голосом произнесла она.
Викки ринулась вперед и занесла руку. Пожалуй, Уилл не был бы чересчур огорчен, получив пощечину, но Викки избрала иную жертву. Уилл шагнул вперед, перехватил руку Викки и отвел ее.
— Сука! — Викки говорила очень тихо, но это не смягчало смысла ее слов. — Селина, это что? Месть? Ты не простила меня за то, что я увела у тебя Ричарда, и решила отомстить мне с Билли Реем?
— Уилл, насколько я понимаю, никогда не был твоим, — насмешливо парировала Селина. — А что до тебя и Ричарда, то мне давно плевать. Вы друг другу отлично подходите. Заслуживаете друг друга.
Викки, трепеща от злости, вырвала руку у Уилла, поправила юбку и презрительно фыркнула.
— Как и вы, да? О, эта новость ох как понравится всему городу! Наша недотрога Селина одна в лесу с подонком Бомонтом! Сколько лет ты обманывала всех, притворялась паинькой, чуть ли не святой невинностью, и все это было игрой! — Она бросила на Уилла уничтожающий взгляд. — Какое ничтожество! Погоди, завтра все будут знать о тебе правду!
Уилл наклонился, поднял с земли футбольный мяч, схватил Викки за руку и поволок за собой на тропинку. Там он вручил ей мяч, заглянул в глаза и тихо проговорил:
— Ты ни одной живой душе не скажешь ни слова про Селину, иначе горько об этом пожалеешь.
Викки открыла рот, но не издала ни звука. Должно быть, ярость лишила ее дара речи. Или же она поверила Уиллу, поверила, что он способен на все. Как бы то ни было, она молча повернулась и зашагала прочь.
Несколько секунд Уилл стоял неподвижно. Он досадовал на самого себя. Нужно совсем не иметь головы на плечах, чтобы явиться сюда и нежничать с Селиной в двух шагах от ее родных, от ее сволочной сестры. Он должен был спрятаться, заметив ее, должен был бежать от нее как черт от ладана.
Селина тихо подошла и положила руку ему на плечо.
— Пойдем домой, — негромко предложила она.
Уилл посмотрел на нее, погладил по щеке.
— Она назвала тебя сукой.
Селина слабо улыбнулась.
— Викки очень ревнива. Она убедила себя в том, что если ты решишь завести роман в этом городе, то твоей избранницей непременно будет она.
— Сели, она твоя сестра, и она назвала тебя так только за то, что ты была со мной.
— Сестры — еще не значит друзья, — возразила Селина. — Мы едва выносим друг друга. Поверь, Уилл, мне совершенно все равно, что она обо мне думает.
Он со вздохом опустил руку.
— Ты ничего не понимаешь, Сели.
Откуда ей понять? Никогда в жизни никто не обращался к ней презрительно. Она не знает, что такое унижение, ненависть, людская злоба. Она не понимает, как чувствует себя человек, когда его подозревают и осуждают без всякой на то причины и не признают за ним малейшего достоинства.
— Нет, это ты не понимаешь, — возразила Селина. — Мне безразлично, какими словами меня обзывает Викки. Мне безразлично, что будут говорить обо мне в этом проклятом городе, если я буду с тобой.
— Ты сама не понимаешь, что говоришь.
— Не надо в таком тоне, Уилл. Я знаю, что говорю. — Она помолчала, погладила его по плечу. — И ты тоже знаешь. И боишься.
Боится ли он? Он лишь горько усмехнулся. Ну да, с тех пор, как он ее встретил, у него бывали минуты, когда он чувствовал неподдельный страх.
— Я стараюсь уберечь тебя.
— Не надо меня беречь, — упрямо тряхнула головой Селина. — Я хочу быть с тобой.
— Ты не представляешь себе, как себя чувствует человек, когда на него смотрят как на врага. Когда в магазине за тобой следят — не стащишь ли ты чего—нибудь. Когда тебя с легкостью обвиняют в любом преступлении, тебя считают виновником любого скандала. Ты не к этому стремишься.
— Правильно, — мягко согласилась Селина. — Я стремлюсь к тебе.
Уилл ответил не сразу:
— Селина, может быть, все дело в сексе? Ты ищешь удовлетворения? Если так, идем домой, и ты получишь его. И будешь получать каждый вечер, до тех пор, пока я не уеду из города, если только…
— Если только я откажусь желать большего? Если я откажусь от тебя и стану думать только о том, что обо мне скажут в городе?
— Есть на свете по-настоящему важные вещи, — злобно проговорил Уилл. Таким тоном он только что разговаривал с Викки. — Что ты скажешь о том, что я сплю с женщинами за деньги? Если ты взглянешь на мое полицейское досье, у тебя глаза на лоб вылезут! Чуть ли не в каждом штате, куда меня заносило, я попадал в тюрьму! А за половину моих преступлений меня не арестовывали! Между прочим, когда мисс Роуз нашла меня в Алабаме, я сидел в тюрьме! И если бы я не согласился приехать сюда, очень возможно, меня бы упекли надолго!
Он умолк и вгляделся в лицо Селины. Ему было бы довольно малейшего признака сомнения. Этого будет достаточно, чтобы держаться от нее подальше и не погубить.
— А в Алабаме ты был виноват? — спросила она.
— Да какая тебе, к черту, разница?
— Это самое главное, Уилл. Да или нет?
И он сдался.
— До каких пор ты будешь мне верить, если я скажу, что не делал ничего плохого? Любой, кто оказывался в тюрьме, утверждает, что невиновен. По большей части люди в таких случаях лгут. Когда до тебя наконец дойдет, что я способен лгать?