Замечание о нынешних клеветниках блаженного Августина
Православное богословие XX века испытало "патриотическое возрождение". Без сомнения, в этом "возрождении" есть много положительного. Ряд православных учебников последних веков, излагая определенные доктрины, пользуясь частично Западной (особенно римо-католической) терминологией, не отдавали должного почтения некоторым из глубоко православных Отцов, особенно ближайшим к нам по времени (св. Симеон Новый Богослов, св. Григорий Палама, св. Григорий Синаит). "Патриотическое возрождение" в XX веке по крайней мере отчасти исправило эти недостатки и освободило православные академии и семинарии от витавших в их стенах недолжных "западных веяний". Фактически оно явилось продолжением того движения за православное самосознание, которое было начато в XVIII — начале XIX вв св. Никодимом Святогорцем, св. Макарием Коринфским, блаженным Паисием (Величковским), митрополитом Московским Филаретом и другими — как в Греции, так и в России. Однако, "возрождение" это имело и свою негативную сторону. Прежде всего, к XX веку оно уже стало (и поныне остается в значительной степени) "академическим" феноменом: абстрактная, оторванная от действительности жизнь, несущая отпечаток ничтожнейших страстей современных академических кругов — самодовольства, жажды превосходства, отсутствия снисходительности в критике взглядов других, образование партий и кружков "посвященных", диктующих "моду" на взгляды. Некоторые исследователи настолько возревновали о "патриотическом возрождении", что находят "западное влияние" всюду, куда ни глянут, становятся гиперкритическими в отношении к "вестернизированному" Православию последних столетий и позволяют себе крайне пренебрежительное отношение к очень почитаемым православным Отцам (как к нынешним, так даже и к древним) по причине "западности" их взглядов. Эти "ревнители" едва ли подозревают, что своими действиями выбивают православную почву из-под собственных ног и низводят непрерывную православную традицию к некоей "партийной линии", которую их небольшая группа якобы разделяет с Великими Отцами прошлого. Последнее опасно приближает "возрождение патристики" к разновидности протестантизма (Критику подобного результата "возрождения патристики" см.: в статье F.M.Pomazansky. "The Lituigical Theology of Fr. A. Schmemann''. The Orthodox Word, 1970, no. 6, pp. 260–280. (о. Михаил Помазанский. "Литургическое богословие о. А.Шмемана").
Блаженный Августин стал в последние годы жертвой этой отрицательной стороны "патриотического возрождения". Возросшее теоретическое знание в области православного богословия в наше время (в противоположность богословию святых Отцов, которое было неразрывно связано с ведением христианской жизни) вызвало усиление критики блаженного Августина за его богословские ошибки. Некоторые ученые-богословы даже специализируются на "разбивании в пух и прах" Августина и его богословия, едва ли оставляя кому-либо возможность верить, что он все еще может считаться Отцом Церкви. Иногда такие ученые вступают в открытый конфликт с православными учеными богословами "старой школы", которым объясняли в семинарии некоторые ошибки Августина, но которые признают его Отцом Церкви, не выделяя из числа многих других. Эти последние ученые ближе к прошедшему через века традиционному православному взгляду на блаженного Августина, тогда как первые скорее грешат преувеличением ошибок Августина, чем снисхождением к ним (как поступали Великие Отцы прошлого), а в их академической "правильности" зачастую недостает того внутреннего смирения и чистоты, которые отличают достоверную передачу православного Предания от отца к сыну (не только от профессора к студенту). Приведем один из примеров такого неверного отношения к блаженному Августину со стороны некоторых современных ученых богословов.
Один из православных священнослужителей, профессор богословской школы, испытавшей "патриотическое возрождение", читает лекцию о различных типах мышления Востока и Запада. Касаясь "губительных искажений христианской морали" на современном Западе и, в особенности, "ложного пуританизма" и чувства "самодостаточности", он утверждает: "Я не могу проследить происхождение этого представления, мне известно лишь, что Августин уже пользовался им, когда, если я не ошибаюсь, сказал в своей "Исповеди", что после крещения у него не было блудных помыслов. Я не хочу подвергать сомнению честность Августина, но для меня абсолютно невозможно принять это утверждение. Я подозреваю, что он сделал его, считая, что, коль скоро он стал христианином, он не должен бы иметь никаких блудных помыслов. Понимание этого в Восточном Христианстве, однако, было совершенно другим" ("The Hellenic Chronicle", Nov.ll, 1976, p.6.). Здесь, как можно заметить, совершенно запросто превращают Августина в "козла отпущения", приписывая ему любые взгляды, которые найдут "неправославными" или "западными"; все гнилое на Западе должно исходить от него как из первоисточника! Считается даже возможным, вопреки всем законам справедливости, заглядывать в его разум и приписывать ему самый примитивный тип мышления, которого не бывает даже у сегодняшних новообращенных в Православие.
Конечно, то, что блаженный Августин никогда не делал таких утверждений, является бесспорным фактом. В своей "Исповеди" он вполне откровенен, говоря об "огне чувственности", который все еще был в нем, и о том, что "сейчас я еще пребываю в этом зле" ("Исповедь" X, 30); а его учение о половой морали и о борении со страстями в общем совпадает с учением Восточных Отцов его времени, очень отличаясь от современной западной позиции, которую лектор справедливо считает ошибочной и нехристианской. (В действительности, однако, благодать свободы от блудных искушений была дана некоторым Отцам — если не на Западе, то на Востоке). (См.: "Лавсаик" гл. 29, где рассказывается о подвижнике Илие Египетском, посещенном ангелами, которому была дарована такая свобода от похоти, что он мог сказать: "Страсти больше не приходят в мой ум"). Нам не следует быть чрезмерно резкими в осуждении подобных искажений, присущих "патристическому возрождению". Так много неадекватных и спорных идей, многие из которых действительно чужды Церкви, представлены сегодня под именем христианства и даже Православия, что можно легко извинить тех, чьим православным взглядам и оценкам иногда недостает взвешенности, пока то, чего они искренне ищут, является действительно чистотой христианства. Наше тщательное изучение блаженного Августина действительно показало, что как раз таково отношение православных Отцов к тем, кто заблуждается в правой вере. Нам есть что заимствовать от великодушного, терпимого и снисходительного отношения этих Отцов. Если есть ошибки, то, конечно, необходимо стремиться исправить их. "Западному влиянию" нового времени необходимо противостоять, ошибкам Отцов древности следовать нельзя. В частности, что касается блаженного Августина, не может быть сомнений, что его учению во многом недостает точности относительно Святой Троицы, природы благодати и в других догматах; его учение не является "еретическим", но содержит преувеличения, тогда как восточные Отцы оставили глубокое и истинное христианское видение этих вопросов.
В определенной мере заблуждения, свойственные учению Августина, являются ошибками западного типа мышления, которое, в целом, не способно так глубоко, как восточное, постигать христианское учение. Святой Марк Эфесский делает особое замечание латинским богословам на Ферраро-Флорентийском Соборе, которое можно считать итогом разногласий между Востоком и Западом: "Видите ли вы, как поверхностно касаются смысла ваши Учители, как они не вникают в смысл его, как вникают, например, Златоязычный Иоанн и тот (Григорий) Богослов и прочие всемирныя светила Церкви" ("Первое Слово об очистительном огне", гл. 8, Погодин, с. 66).
Конечно, есть западные Отцы — такие, как св. Амвросий, Иларий Пиктавийский, Кассиан, которые обладали более глубоким пониманием и были более восточными по духу, но, как правило, именно восточные Отцы наиболее проникновенно и глубоко учат христианской догматике.
Но это никоим образом не создает почву для "восточного триумфализма". Если мы гордимся нашими Великими Отцами, остережемся быть подобными евреям, гордившимися теми самыми пророками, которых побивали камнями (Матф. 23, 29–31). Мы, последние христиане, недостойны того наследства, которое было нам оставлено; мы недостойны даже смотреть издали на те высоты богословия, которым они учили и которыми жили; мы цитируем великих Отцов, но не обладаем их духом. Можно даже сказать, что, как правило, именно те, кто громче всех протестует против "западного влияния" и не снисходительны к тем, чье богословие не является "чистым" — сами того не подозревая, больше всех заражены западным влиянием, часто непредсказуемого вида. Дух неприятия всех тех, кто не согласен с "правильными" взглядами по богословию ли, иконографии, духовной жизни или по другим предметам, стал сегодня слишком общим, особенно среди новообращенных в православную веру, на которых это оказывает наиболее разрушительное действие и зачастую приводит к катастрофическим последствиям. Но даже среди "православных народов" этот дух распространился слишком широко (очевидно, как раз в результате "западного влияния"!), как можно видеть по Греции, где недавно неудачно пытались отрицать святость св. Нектария Пентапольского, великого чудотворца нашего столетия, по той причине, что его учение относительно некоторых догм было предположительно неверным. Сегодня все православные христиане, будь то на Востоке или на Западе — если только мы достаточно честны и искренни, чтобы признать это — находятся в "западном пленении" худшем, чем любой из наших Отцов. В прежние столетия западное влияние выражалось в некоторых теоретических формулировках учения, что требовало уточнения; сегодня же "западное влияние" окружает и часто. господствует над самой атмосферой и тоном нашего Православия, которое часто теоретически "правильно", но нуждается в истинно христианском духе, в неуловимом вкусе истинного христианства.