Он повернулся и посмотрел в окно. Земля как бы волнами убегала от дома, туман вдали, казалось, сливался с облаками.
— Или там, на болотах, — произнес Байрон.
— Что?
— Ночью на болотах. Может, там поймешь.
— Но ты со мной не пойдешь? — спросил Везерби.
— Видишь ли… Видишь ли, Джон, в принципе я не против. Как только ты почувствуешь перед собой добычу, то сразу начнешь совершать правильные поступки. Мне это нравится. Если бы я знал, что ты и сейчас тот же самый человек, которого я когда-то знал, я бы пошел с тобой — я добыл бы для тебя этого зверя. Но ты размяк, Джон. Теперь ты мне не пара.
— Я не размяк, — возразил Везерби.
— Правда? Возможно, это так. Допускаю, что недооценил тебя, хотя вообще-то я редко ошибаюсь в людях. И в зверях.
Везерби посмотрел на часы.
— Ну ладно, мне пора.
— Можешь заночевать у меня.
— Я уже снял номер в гостинице.
Пожав плечами, Байрон вернулся к своему креслу.
— Ты рассердился, Джон?
Везерби покачал головой.
— Возможно, я действительно ошибся. Если так, я пойду с тобой на охоту. Ну, докажи мне, что я неправ.
— Я ничего не могу тебе доказать.
— Можешь, и сам знаешь, что это так.
Байрон снова уселся в кресло, уперся локтем в край стола и улыбнулся.
— Когда-то ты продержался семь минут. А сколько выдержишь сейчас? Пять? Если выстоишь хотя бы одну минуту, я пойду с тобой.
— Несерьезно все это.
— Несерьезно? Что ж, возможно, ты прав. Но как же еще нам выбирать себе напарников? Ну, давай.
На сей раз Везерби не столько обиделся, сколько действительно рассердился. Он уселся напротив Байрона и, немного помассировав ладонь, поставил свой локоть на одной линии с локтем Байрона. Оба сцепили ладони. Везерби очень хотелось выиграть у Байрона. Сейчас это уже не казалось ему несерьезным, он весь напрягся от охватившего его неистового желания. Улыбка не сходила с лица его противника. Ладонь Байрона была сухой и жесткой, хотя садо он выглядел вполне расслабленным. Они посмотрели в глаза друг друга.
— Готов, Джон?
Везерби кивнул.
Байрон положил левую руку на стол и посмотрел на часы.
— Ну, поехали.
Везерби глубоко вздохнул и резко напрягся, изо всех сил стараясь добиться первоначального преимущества. И тут же понял, что пытается завалить бетонный столб. Рука Байрона не двинулась с места, она даже не шевельнулась. Казалось, что его длинный бицепс даже не напрягся тогда как предплечье походило на несгибаемую стальную палку. На губах играла все та же улыбка.
— Десять секунд. Я жду, Джон.
Везерби жал как только мог. Его рука чуть подпрыгивала от натуги, грудь выгнулась вперед от вздымавших ее мышц. Он почувствовал, что лицо налилось кровью, а рука между тем стала слабеть. Байрон же, казалось, вообще не замечал воздействия противостоявшей ему силы. Он снова взглянул на часы и лишь после этого решил перейти в контрнаступление. Рука Везерби медленно поплыла по дуге в сторону от незримой вертикали. У него практически не оставалось сил для сопротивления. Предплечье приблизилось к поверхности стола, запястье изогнулось наружу — ему казалось, так гнутся сами кости, но дальше выгибаться руке уже не дал стол.
— Пятьдесят секунд, — сказал Байрон.
Везерби помахал рукой. Она показалась ему вялой, совершено безжизненной. Вся его энергия словно куда-то улетучилась даже гнев прошел без следа.
— Ну вот видишь, я редко ошибаюсь в людях. Но тем не менее, Джон, я желаю тебе успеха в поисках.
Возвращался Джон по поросшей травой тропе. Рука болела. Неподалеку от «Королевского торса» стояла знакомая полицейская машина, но он прошел мимо, почти не обратив на нее внимания. Его угнетал стыд поражения, сомнения в самом себе, но вместе с тем где-то в уголке сознания блуждала мысль о том, что Байрон оказался прав.
Ветер колыхался над неровной поверхностью болот, каждым новым порывом пробивая бреши в пелене тумана. Везерби шагал, рассекая сероватые мглистые полосы, резко выделявшиеся на фоне чернеющей ночи. Он даже не пытался прятаться. Трубка едва попыхивала под носом, оставляя за собой нежную и более легкую, нежели окружавший Везерби туман, дымку — то был единственный его теплый спутник в холодном мраке. Везерби был одет в тяжелый плащ, к поясу плаща крепились фляжка с бренди и электрический фонарь, который он, однако, пока ни разу не зажигал. Рука сжимала ружье — палец словно застыл на спусковом крючке.