Последнее, что увидела Теннент перед тем, как ее глаза закрылись навечно, была темная вертикальная тень, разрезавшая линию горизонта над холмами. Казалось, что она врезается в серое подбрюшье облаков, как лезвие бритвы. Сознание жертвы ухватилось за эту тень, пока она собирала вместе остатки своей воли, чтобы бороться с болью. В конце концов, этот полуразрушенный осколок посреди заснеженного поля был вовсе не тем местом, где она хотела бы умереть. Он стоял там, где мужчины боролись и умерли вместе. А умирать в одиночестве – это совсем другое.
Перед внутренним взором Мари промелькнули несколько смутных картинок. Они исчезли слишком быстро, чтобы она могла оценить их важность, хотя женщина и понимала, что они как-то связаны с ее жизнью. Каждая из них сопровождалась мгновенным выбросом запахов, вкусов и звуков, целым калейдоскопом ощущений, которые лишали ее последних сил и уничтожали сами картинки прежде, чем она могла узнать то, что на них было изображено.
Картинки сопровождались голосом – настоящим человеческим голосом, который она помнила, а не призрачным шепотом снега.
– Мы будем вместе, – произнес голос. – Ты счастлива?
А потом прозвучали два последних слова. Они возникли вместе с приступом непереносимой боли, запахом грязных простыней и звуками шагов, раздавшихся у нее над головой. Их произнес тот же самый голос и в то же время не совсем тот же.
– Слишком поздно, – прозвучало у нее в голове.
Мари Теннент никогда больше не увидит заката.
Бен Купер вошел в кафе. В нем было полно посетителей, которые в полусне сидели над своими чашками с чаем, и только клубы пара, которые они втягивали через нос, не позволяли им заснуть окончательно. Как это часто бывает, несколько лиц повернулись в его сторону, когда Бен затопал ногами, чтобы стряхнуть налипший снег.
Возле прилавка сидел одинокий мужчина. На нем было темное пальто и кепка с эмблемой «Манчестер Юнайтед»[6]. Подойдя ближе, Купер почувствовал знакомую вонь. Этот «аромат» значительно отличался от запаха яичницы с беконом и даже от неприятного запаха влажных шерстяных пальто и грязной напольной плитки.
Бен повернулся так, чтобы можно было рассмотреть лицо мужчины.
– С добрым утром, Эдди, – произнес он.
Посетитель настороженно кивнул в ответ. В создавшейся ситуации это было еще хорошо. Все офицеры в штаб-квартире Управления Е прекрасно знали Эдди Кемпа. Много раз в прошлом он посещал там камеру предварительного заключения и помещения для допросов. Да и сейчас продолжал наведываться в здание на Уэст-стрит, только с другой, внешней стороны. Теперь у Кемпа была фирма по мытью окон.
– При такой погоде много не наработаешь? – предположил Купер.
– Просто ужас какой-то. Моя замша для протирки окон превратилась в лед – напоминает высохшие коровьи лепешки, – ответил Эдди.
Вид у Кемпа был потасканный. Красные усталые глаза говорили о том, что он не спал всю ночь. Кафе открывалось в пять утра, и в это время его основными клиентами были почтовые работники, начинавшие свою смену в сортировочном отделении почтамта, водители автобусов, железнодорожники и даже некоторые полицейские. Похоже было на то, что Кемп сидит здесь с самого открытия.
– Прошу вас, положите руки на стол, – велел детектив-констебль.
– Кажется, ты сегодня испортишь мне завтрак, – произнес Эдди, кисло взглянув на полицейского.
– А мне кажется, что я буду вынужден вас арестовать.
– От судьбы не уйдешь, – вздохнув, произнес Кемп и протянул руки.
Да, это действительно был звук шагов. Шагов, скрипящих на снегу. Сердце Мари Теннент больно ударилось о диафрагму, и адреналин, как кислота, обжег ее мышцы. Она была уверена, что слышит шаги спасателей и еще какие-то, которые были легче и чаще человеческих. Мари решила, что ее унюхали разыскные собаки и скоро руки спасателей вытащат ее из снега и завернут в одеяло с подогревом. Прикосновение этих дружеских рук согреет ее, а успокаивающие голоса прекратят агонию в ушах. Но шаги прошли мимо. Женщина не могла позвать на помощь, потому что ее тело больше ей не подчинялось и сил у нее совсем не осталось. Рот и язык отказывались подчиняться приказам мозга.