Поэтому, переехав в Америку, бабушка с дедушкой не только разбили во дворе большой огород, но и обустроили (пока мама была маленькой) небольшую ферму с парой коз, курами, кроликами и прочими не слишком большими животными, которые приносили пользу или были пригодны в пищу. И они ели каждую съедобную часть этих животных. Когда запекали цыплят, то их печень, сердце и лапки готовили по старинным семейным рецептам, а из костей варили бульон или суп. То же касалось и кроликов, как бы ни было тяжело некоторым это слышать. (В детстве мы с сестрами навещали кроликов в их домиках, которые дедушка сколачивал из обрезков досок и кусков старых сетчатых дверей. Мы кормили кроликов и спрашивали дедушку, как их зовут. Он уклонялся от ответа, понимая, что лучше не давать имен тем, кого собираешься убить. Но я помню, как он намекал, что самым толстеньким из выводка жить осталось недолго.)
Козу, чье молоко дети пили прямо из вымени, рано или поздно отводили в подвал, подвешивали за задние ноги, перерезали ей горло, сливали кровь и наконец четвертовали.
Мне рассказывали, что, когда мои родители уже были помолвлены, отец присутствовал при одном из таких ритуалов. Но в тот день его будущий тесть взял слишком тупой нож. Увидев страдания бедного животного (которое от ужаса помочилось на всех присутствующих), отец упал в обморок. Бабушка повернулась к дочери и спросила: «И за него ты собираешься выйти замуж?»
Я знаю, что многим людям неприятно слышать такие истории, но это была часть повседневной жизни. (Впрочем, я все равно не понимаю, почему кое-кто не заточил тот нож.) Конечно, в паре километров от дома был гастроном, и, конечно, бабушка что-то там покупала — но от старых привычек отказаться трудно, особенно если для этого нет никакой нужды. Охота, свежевание, четвертование животных и поедание их мяса составляли важную традицию, и ею следовало дорожить. Однажды, когда мне было лет тринадцать, я вышел на заднее крыльцо бабушкиного дома и обнаружил, что она разделывает белку, которую ее приятель принес с охоты. Я был в шоке и уставился на нее, как на сумасшедшую, а она в ответ удивленно посмотрела на меня, как будто сумасшедшим из нас двоих был я. Помню, как я открывал холодильник и нередко обнаруживал там аккуратные ряды дроздов в полиэтиленовых пакетах, угрей или куски оленины — подарки от друзей, сходивших на охоту или рыбалку.
Бабушка всегда расплачивалась за такие подарки. Конечно, брать за них деньги считалось невежливым, но предложить деньги было необходимо, и бабушка всегда так и делала. После короткого притворного переругивания о том, что деньги не стоило предлагать и невозможно принять, бабушка угощала дарителя домашним печеньем, пиццей, пирогом или одной из бутылок дедушкиного вина, которые всегда были под рукой. Мне нравятся такие небольшие акты щедрости, потому что они делают дружбу крепче, особенно если вы мастерите подарок своими руками или приобретаете его каким-то нетривиальным способом.
Кстати о полезных подарках близким. Мои родители никогда не приезжали к бабушкам и дедушкам без подарков (и мне до сих пор не по себе от мысли, что можно прийти в гости с пустыми руками). Но при этом никто не принимал такие подарки просто так.
Предположим, в воскресенье мы навещаем бабушку с дедушкой. Мама берет с собой курицу, бабушкин любимый сыр и, скажем, дегустационный набор шоколада Fanny Farmer.
Давайте посмотрим, что происходит.
Обычно человек, принимая подарок, говорит что-нибудь такое: «Спасибо за курицу, бла-бла-бла, но, право, не стоило».
Ему отвечают: «Да пустяки, курица была свежая и со скидкой, и я же знаю, ты их любишь, бла-бла-бла».
Получатель говорит: «Спасибо большое, это так мило с твоей стороны».
И на этом все заканчивается. В большинстве семей на этом бы и правда все закончилось.
Но только не в моей. Нет. Нет, нет и еще раз нет. В моей семье, когда мы по воскресеньям навещали бабушку с дедушкой, происходило нечто совершенно противоположное. Чтобы вы лучше поняли, что именно, я описал один из таких визитов в лицах. Важно помнить, что все эти люди очень сильно любят друг друга.
Отъезд
Мы находимся на кухне небольшого типового дома в Верпланке, штат Нью-Йорк, примерно в 1972 году.
За длинным столом сидят мои сестры Джина (9 лет) и Кристина (6 лет), я (12 лет), папа (43 года) и дедушка по матери (за семьдесят). У раковины стоят мама (под сорок) и ее мама, моя бабушка (за шестьдесят).