– Не сдавайся, собирай рекламу.
– У тебя талант выжимать деньги. Мужиков гипнотизируешь, как удав.
– Нет, нет, нет, – запротестовала она. – Дело опыта, поверь. Сам убедишься, если не остановишься. Запомни: отказавшийся клиент – не значит потерянный! Жизнь идет, обстоятельства меняются, настроения у людей – тоже. Я гипнотизирую мужиков? Кто тебе запрещает баб гипнотизировать? Ты вон какой быстрый. – Она посмотрела на него краем глаза. – Начни с баб.
– Баб! Ты вот что-то бегаешь от меня!
– Ой, Коля! Не до любви мне, – вздохнула она сердито. – Мужчина ты – ого какой! Я бы к тебе, как кошка, привязалась. Но у меня дочь подросла. Учить в престижной школе надо! Ответственность, она любовь не принимает в расчет. Ты на колледж пятьдесят тысяч отвалишь? Нет! Тогда на кой черт мне такой муж нужен! – выпалила она. – Отпускаю тебя на вольные хлеба. Там посмотрим. – И замкнулась. Во взгляде появилась отчужденность, повела машину молча. Подъезжая к городу, она заговорила мягко, как ни в чем не бывало. – Ничего. Сейчас поправлю тебе настроение. Слушай внимательно! На счет, что открыли, переведут деньги. Мы имеем с них пять процентов.
Кислая гримаса пробежала по лицу Мавроди.
Лина бросила на него хитрый взгляд:
– Лимоны, Коля. Десятки лимонов!
– С чего вдруг?
– Объяснять не могу. Тебе позвонят и скажут, что с ними делать. Оставишь наш процент и действуй.
– Ничего себе! – вскинулся Коля. – Так деньги грязные?
– Тебе-то что! – вскипела компаньонка. – Компания моя. Ты ничем не рискуешь. А получаешь половину с таких сумм!
Она замолчала, а Коля пришел в себя.
«Мать честная! Баба-то классная! – выдал его протрезвевший мозг. – А я – как хлюпик из подворотни. Тьфу!»
Они остановились у Колиного подъезда.
– Надо готовить встречу с Батюшкиным, – сказала Мыльникова. – Два дня осталось.
– Зачем возня с врачами, если такие деньги плывут?
– Счет должен быть рабочим, с оборотами. Деньги на освоение придут, но не завтра. Соберись и про Батюшкова все узнай. Вокруг его Центра рой баб вьется. Тебе легче. Форма одежды – парадная с галстуком. В руках кожаная папка. Вместе пойдем на переговоры, поучишься.
На другой день бодрым шагом он подошел к кинотеатру Батюшкина со стороны переулка. С боку здания, в черноте распахнутых железных ворот, сверкала вспышка электросварки. Сварщик работал над диковинным стулом. Сиденье и спинка маленькие, а ножки, как у жирафа, несоразмерно длинные. Коля засмотрелся на стул.
– Здорово! – приветствовал сварщик Мавроди, перестав сыпать искры.
– Здорово! – неуверенно отозвался Коля.
– Ты чего, не узнаешь меня?
– Маску сними – как я тебя узнаю?
– Леха я.
Сварщик хихикнул, снял маску и оказался помощником супера.
– Та самая новая работенка, что обмывали? – спросил Коля.
– Да. Работаем, как мудаки.
– Почему так неуважительно к себе?
– Соблазнились заработком.
– Хорошо платят?
– Хорошо обещают, но не платят. Помнишь, Жорка в ресторане орал? Был прав, зря на него кричали. Батюшкин мне тысяч десять должен, а заплатил полторы. Все акцию свою сует. – Лешка закурил. – Вон какой стеклянный куб на крыше сварганили, – бурчал он. – Все – в долг. Я хоть и сварщик, но у меня в Америке лицензии нет. И потребовать с работодателя деньги через суд не могу.
«Потерял он свои деньги, – пришла Мавроди ненужная мысль. – Учись, Коля, как с народом работать».
Покинув Лешку, он пошел к центральному входу. За стеклом кассы с приклеенной скотчем запиской «Билетов на сегодня есть» сидела дама с травлеными голубизной волосами. Этакая светская львица.
Коля вдруг сообразил, как найти к ней подход. Он представился корреспондентом и попросил дать интервью.
Дама что-то писала в тетрадке и была очень зла. Она посмотрела на Колю так, будто тот посягал на ее личную честь. Но благообразный вид джентльмена при галстуке и с папкой сбил ее с толку. Львица вспомнила свою принадлежность к слабому полу, смягчилась и прищурилась.
– Ты можешь здорово помочь делу и покончить с безобразием раз и навсегда. – она подчеркнула «ты», приближая его для соучастия в чем-то ей важном.
– С каким безобразием? – заинтересовался Коля.
– Батюшкин продал распространение билетов нашей кассе. В кинотеатре знаешь что делает?
С первых ее слов стало ясно, что в хозяйстве Батюшкина образовалась пятая колонна.
– Что? – уточнил Коля.
– Я скажу: ты только не упоминай меня в газете. Он зарабатывает на дублях.
– Как это? – Он профессиональную терминологию не понял.
– Клава из бухгалтерии продает билеты на проданные места. Деньги они с Батюшкиным кладут в свои карманы.
– Разве есть смысл этим заниматься? Мелочь!
– Четыре, пять тысяч долларов с концерта не хочешь? Стопроцентного заполнения зала нет. Акционеры заметили. Рустам, бывший летчик, продал во Флориде ресторан, вложился в акции Батюшкина. Стоит каждый вечер со счетчиком, считает зрителей. Все без толку. В каждом мероприятии есть ущерб от возврата, я его скрыть не могу.
Дама запутала Колю расчетами, но картина, которая сложилась в результате ее болтовни, выглядела впечатляющей, и Мавроди искренне позавидовал финансовому таланту Батюшкина.
– Кинотеатр нес убытки несколько лет подряд, – рассказывал Коля компаньонке, везя ее на встречу с удачливым коммерсантом. – Но вот на Брайтоне появился концертный продюсер Батюшкин и заразил общество идеей Международного культурного центра. Он использовал известный принцип – с каждого хоть шерсти клок, и сумма собралась вполне приличная. Оформлением документов никто не интересовался – размах предприятия производил впечатление. Затмился разум местных воротил. Вкладчики получили акции на миллионы. Здание срочно перестраивалось. Кабинет хозяина охраняла крепкая тюремная решетка. Вовсю шла закупка дорогих автомобилей и костюмов из моднейших материалов «от Версачей» для Батюшкина, чтобы реклама на телевидении выглядело поэффектней. Открытие тянулось, тянулось, кувыркалось в мелких финансовых скандалах типа – на что покупать новую тысячу кресел (при собранных-то деньгах)? – но наконец состоялось концертом российских музыкантов. Теперь у Батюшкина трудности позади. Концерты идут. Недавно, правда, вызывал полицию и надел наручники на акционера-художницу, попытавшуюся выяснять отношения в фойе при народе. Та продала квартиру в Питере, купила акции Батюшкина и искала у него справедливости. Вкладчики дивидендов-то и не нюхали.
Батюшкин слушал представителей «Ньюз» и любезно улыбался им. Те сидели в торце длинного низкого стола, уставленного печеностями и окруженного всевозможными причиндалами телевизионной студии, включая мощную видеокамеру. Вдоль стены огромные телеэкраны беззвучно транслировали новостные российские каналы. Присутствовал на встрече и фиолетовый пиджак, наброшенный на желтую рубашку и небрежно повешенный на стойку осветительного прибора. Он возвышался в углу и терпеливо ждал хозяина.
– Если вы заинтересованы в рекламной кампании, мы привлечем акционеров из Средней Азии, – величественно вещала Мыльникова о возможностях «М. интернешнл ньюз», оценивая стоимость предлагаемого контракта в «тысяч пятьдесят».
Но Коля чувствовал, что делягу они и на цент не расколят.
Хозяин кабинета думал в это время совсем о другом: «Если эта пижонская пара морочит голову денежным мешкам Узбекистана, присвоивших авиакомпанию, можно пижонов обойти и самому выпотрошить “хорошего барашка”».
Батюшкин достал с полки папку.
– Для крупных инвестиций есть очень солидный и почти готовый проект. Отвоевал у голливудской компании. – Он шоколадно улыбнулся, разворачивая бумаги. – Достройка зданий прибрежного района с видом на Манхэттен. Законсервировано шесть домов.
Коле захотелось шепнуть «боссу»: «Фуфло, под которое в Питере раздевают наивных инвесторов с Запада».