Коля раскрыл рот, чтобы ответить. Клара перебила его:
– Не говори сейчас, я знаю, что ты хочешь сказать. Я много думала. – Она пустилась в долгое перечисление фактов. – Ты сбежал, потому что я замучила тебя.
Коля только моргал ресницами.
– Я не буду тебя мучить. Я буду тебя провоцировать.
Коля вновь хотел что-то сказать. Она прикрыла ему рот рукой. Клару перебить не получилось.
– Дездемона правильно говорит. За мужчиной надо ухаживать и быть внимательной.
Коля крутил головой.
– Я все исправлю! – заключила Клара и потянулась его целовать.
Коля взглянул на обнаженную брюнетку. Клара проследила его взгляд и помахала ей рукой:
– Мона!
«Ну конечно, Дездемона, – пронеслось в Колиной голове. – Эх, Коля, Коля. Как же ты ее не вспомнил! Можно было сразу же скрыться!»
Дездемона добежала до раскидистого дерева, где в тени дремал в кресле ее пациент-муж мистер Клиффорд.
– Джон, поедем к нам. Поглазей на голышей, развлекись немного.
Она раскрыла над ним зонтик, приспособила к креслу и покатила супруга на пляж. Установив кресло около пары «счастливых» возлюбленных, Мона принесла сумку и принялась накрывать на салфетке, расстеленной Кимблом, праздничный стол.
Согревшееся шампанское выстрелило пробкой, как пушка. Визг облитых дам и возглас Дездемоны «Горько!» собрал внимание окружающих. Колю вынудили целоваться взасос. Их обнаженная компания со стороны выглядела живописью эпохи Возрождения. Коля сидел в окружении двух богатых на тела дев с виноградной кистью и вином. Клара отрывала черные виноградины и скармливала ему.
– Кола, ты – истинный Бахус, – восхищенно щебетала она.
– Жалко, видеокамеру не взяли! – сказала Дездемона. – Без одежды вы с Колей – блеск как смотритесь. Могу порекомендовать Юлиусу для эротики.
– Юлиус, Кола, знаменитый художник. За Моной ухаживает. Недавно он получил шикарный заказ на оформление яхты миллионера. Будет расписывать эротическими сценами. Мона должна позировать на яхте.
Дездемона глянула в сторону Джона. Тот, мигая белесыми ресницами слезящихся глаз, с интересом уставился на «голышей» по соседству.
– Нет, Клара. Я не могу оставлять Джона. Юлиус в мастерской будет делать с меня этюды, а потом дорисовывать.
Коля осматривался и остановил взгляд на большом камне, находившемся совсем рядом. Он порылся в сумке, нащупал ключ от машины и права.
Девицы шептались.
– Я ему не отдаюсь, пока он не закончит полотно, – откровенно сообщала Дездемона. – Художника важно держать голодным, пока он пишет.
– У тебя есть на него планы?
– Ох, не знаю, Клар, – вздохнула Дездемона. – Мне иногда кажется, Джон меня переживет. Ему не хуже и не лучше. Я катаю его с моря в дом, из дома на море, туда-сюда. Я – честный человек, не предам и не брошу.
– Позировать… надо по-настоящему?
Коля втихаря отошел к камню и засунул под него в песок ключ и права.
– Пойду плавать, разомну мышцы, – сказал он.
Клара поднялась.
– Ты глубины боишься! – предпринял Коля робкую попытку задержать ее. – Я поплавать хочу.
– Побултыхаюсь, где по шейку вода, и вернусь. Ты плавай.
Дно океана было пологое, до глубины «по шейку» они шли долго.
– Покатай меня на спине, – попросила Клара.
Коля покатал.
– Теперь на груди. – Она обхватила его за шею.
Коля сделал несколько гребков на спине и понял: Клара вознамерилась отдаться в море. Она целовала его и трогала за причинное место. Купающихся не было, с берега они смотрелись обычной флиртующей парой. Коля пытался отлынить.
– Мы быстренько, – шептала-булькала Клара. – Я соскучилась!
Расшевелила она Колю. «Быстренько» они опустошили друг друга. Коля лег на воду отдыхать, и Клара легла, положив голову ему на плечо.
– Я немножко побуду с тобой.
Коля никак не мог дождаться конца этого «немножко».
– Всё, – не выдержал он. – Солнце совсем садится. Иди.
Клара пошла на берег. Коля не провожал ее взглядом, вдохнул воздух и поплыл в море. Фигурки на берегу скоро превратились в муравьев. Коля повернул в сторону и поплыл вдоль берега.
Закат переливался на небе кровавым золотом. На пустынном каменистом берегу двое фотографов в панамках возились с фотоаппаратом. Один – растянулся на земле и наводил фокус на заходящее солнце. Второй – устанавливал перед камерой пару лакированных ботинок на поверхность валуна.
– Передвинь правее, – командовал лежащий. – Ботинки закрывают светило и не блестят. Сбрось один. Один ботинок – выразительнее.
Вдруг он заорал, прильнув к «дырке» камеры:
– Отскочи в сторону! Быстро! Вправо! Куда хочешь! – и принялся нажимать на спуск аппарата.
В кадре, под солнцем, за ботинком из воды появился голый мужчина. Вышел на берег и стал оглядываться.
– Смотри!
Второй фотограф выхватил из кофра запасную камеру.
Коля осматривался. Берег был пустынный и явно не пляжный. Вдали, у большого валуна, двигался человек. Коля закричал и рванулся к нему. Бежать оказалось опасно и больно: камни ранили ноги.
Услышав крик, фотографы испугались.
– Сейчас начнет протестовать! – Лежащий вскочил. – Быстро! Через кусты – к шоссе, в машину, – скомандовал он напарнику.
Фотографы схватили сумки и дали деру.
Коля хромал, чертыхался, уродовал ноги, кричал, умолял:
– Стойте! Я заплачу! Останови-и-тесь! Спасите!
«Спасители» скрылись в кустарнике.
Доковыляв до валуна, Коля остановился. Лакированная туфля блестела в лучах красного солнца. Было не до красоты. Он схватил туфлю и надел. Измученная нога почувствовала опору. В лужице, за камнем, валялась вторая.
Голый, в лакированных ботинках, царапаясь о колючий кустарник, Коля пробрался к шоссе. Прикрывшись веником из сухой травы, он спрятался за пальму, выглядывая машину. Выбрав рабочий фургончик, вышел и проголосовал. Из фургончика на него повернулись смуглые лица дорожных рабочих. Под безудержный хохот Коля кое-как обрисовал ситуацию. Один работяга презентовал Коле полосатые трусы, другой – майку с надписью «Хочу тебя!». Коля оделся и втиснулся меж спасителей.
Попрощался он с благодетелями на развилке. Фургончик съехал в боковой съезд. Коля пошел дальше пешком. Ни сумки с одеждой, ни зонтика на темном пляже он не обнаружил. Зато права и ключи от машины сохранились под камнем прекрасно.
Домой Коля добрался ночью. Трусливая темная фигура с надписью на груди «Хочу тебя!» в полосатых трусах пронеслась по гостиной до внутренней лестницы и беззвучно исчезла наверху.
В комнате Коля набрал номер Кимбла.
– Уоррен, я сегодня уеду. Так решил. Преследуют меня обстоятельства.
– Какой ты, однако, чувственный оказался! – возмутился тот. – Ты ей ничем не обязан. За всех переживать – «переживалок» не хватит. Поезжай, но не пропадай. Через пару месяцев начнем оформлять. Следи за Белоруссией. Теперь от тебя все зависит.
– Я слежу, мне подтвердили. Сделай одолжение… Сейчас смеяться начнешь. Можешь потерпеть немножко?
– Постараюсь, а что такое?
– Приключение целое. Женщину одну встретил… В общем…
Кимбл рассмеялся:
– «Мамулечку», что ли?
– Ржешь, а обещал. Еле сбежал. Зонтик твой бросил и сумку. Спиши на общие расходы. Спрашивать кто будет, ты меня плохо знаешь, только познакомились.
– Хорошо, послужу ради дружбы, прикрою, – успокоил Кимбл.
Коля положил трубку, посмотрел на себя в зеркало. Незнакомый человек со слипшимися волосами, с красной царапиной на шее и лопнувшей по шву короткой майкой «Хочу тебя!» смотрел на него воспаленным взглядом. «Незнакомца» мучила непреодолимая тревога.
«Русая женщина с упоением говорила ему:
– Какого бы я из тебя мужика сделала! Подправить немного – президентом бы стал!
– Президентом чего?
– Что-нибудь в жизни хочешь иметь?
– Иметь хочу, – определенно ответил Коля.
– Вот и стал бы президентом.
Она замолчала, взглянула на него, как прощалась».