— Я рад, что это решение приняли вы, Майлз, а не я, — сказал отец.
— К нему нетрудно было прийти, сэр. Я сразу понял, что нужно.
— Однако, это тяжелое решение, — сочувственно кивнул профессор.
— Да.
— Вы не измените своего мнения?
— Мнений. Я руководствовался несколькими, и все они негативные.
— Что вы подразумеваете под негативными мнениями? — поинтересовалась Джина.
Профессор взглянул на дочь, потом — на Майлза. Последний смотрел только на Джину.
— Негативное будущее, — просто ответил он.
— А что оно означает?
— Что дни Кена сочтены.
— О, нет! — Джина вспомнила, что читала о ком-то, кто узнал, что у него «негативное будущее». Вернее, там было сказано другими словами, но смысла это не меняло. — И о каком решении вы только что говорили?
— Оставить его здесь или нет.
— Вы, разумеется, оставите его?
— Нет.
Она не могла этому поверить. Майлз сам говорил во время эскапады Кена о том, что не следует менять лошадей на переправе, и она напомнила ему об этом.
— Для него это уже не переправа, — холодно возразил он.
— Так вы отошлете его, чтобы он умер?
— Джина! — воскликнул профессор.
— Все правильно, сэр, оставьте это мне. Да, если вы так ставите вопрос. Лучше где-нибудь еще, чем здесь.
Профессор вышел из комнаты, захватив свои чемоданы, поскольку знал, что теперь это место принадлежит Фаерлэнду.
— Кен поедет в другой приют, — закончил Майлз.
— Чтобы умереть.
— Вы уже говорили об этом, но я так не думаю. Я даже запрещаю упоминать об этом. Будучи вашим шефом, я вправе настаивать. И надеюсь, что вы будете относиться к тому, кто займет место Кена, не хуже, чем к нему.
— Я люблю всех детей, — прошептала Джина.
— Вы можете невзлюбить новенького. Можете негодовать, потому что он занял место Кена. Но вы не должны. Понимаете?
— Да, понимаю, — ответила Джина, все еще болезненно переживая за Кена. Потом она вспомнила тихий голос Майлза, волнующую близость их плеч, и, в то же время, ощущение какой-то искусственности. Не то, что те, другие, краткие мгновения: внезапная улыбка, случайное прикосновение руки, теплый взгляд над изуродованным мишкой… Они были понятны ей, даже если и казались невероятными, а поверить в них означало бы начать что-то, чего она никогда в жизни не знала.
— Понимаю, — повторила она и добавила: — Я постараюсь справиться.
— Человек получает только то, что просит, мисс Лейк, — загадочно произнес он.
— Я ничего не просила.
— Нет? Похоже, что юный Молори тоже ничего не просил. В таком случае, как бы ни неприятно это было, мы должны довести дело до конца. — Он коротко рассмеялся, но Джина, даже не улыбнувшись, вышла из комнаты.
Она никак не могла найти ключ к словам Майлза: «Человек получает только то, что просит»… «Мы должны довести дело до конца»… Что он имел в виду?
Джина едва замечала встревоженные взгляды Тони. Отъезд Кена заполнил все ее время до конца недели. Ей выпало упаковать его жалкие пожитки, да и какие вещи могли быть у ребенка, которого все время перевозят из приюта в приют?
Она сложила маленькие брючки, но сначала извлекла из карманов необходимые каждому мальчишке вещи: перочинный нож без лезвия, сломанную рогатку, три грязных шарика, кучку камешков, заплесневелое яблоко, заостренную палочку и высохшую лягушку. Следуя порыву, она вернула все, кроме обсосанного леденца, яблока и лягушки. Джина завернула их в бумажную салфетку и понесла к мусоросжигателю. На ступеньках стоял Майлз.
Инстинктивно она попыталась спрятать детские сокровища за спину и тем самым привлекла его внимание.
— Что там у вас? — требовательно спросил он.
— Ничего.
— Ой ли? Давайте взглянем.
— Нет.
— Это, — хотя он и улыбался, в голосе его слышался металл, — не личные вещи?
— А вы отнесетесь к ним с уважением, если личные?
— Да, как это ни странно для вас. Однако я думаю, это что-то другое. Свои личные вещи обычно не берут из мальчиковой спальни, но посмотрим…
Он развернул салфетку.
— Это было в кармане брюк Кена.
— Почему вы пытались скрыть это от меня? — тихо спросил Майлз.
— Я подумала, что вы заставите меня выкинуть все его «богатства», а он захотел бы сохранить их. — К ее глазам подступили слезы.