Джина внимательно взглянула на него и спросила:
— Папа, ты волнуешься?
— Что за глупости? Нет, конечно.
— Уж не из-за новой ли леди?
— У нее прекрасные рекомендации.
— Это еще не все, — повторила она излюбленное замечание отца. Сама она не училась, а просто «вросла» в детский приют, как и Барбара.
— Не надо меня цитировать, — довольно резко ответил отец.
— Что такое, дорогой? — удивилась Джина.
— У меня тоже нет ученой степени, — напомнил он, хотя все забыли об этом и называли его «профессором».
Машина, увешанная консервными банками и украшенная надписью «Молодожены», увезла счастливую парочку. Джина переоделась, чтобы помочь миссис Деггинз, и, появившись в своем повседневном наряде, столкнулась с Ясмин.
— Мы помогаем на кухне, когда у нас есть время, — объяснила она.
Новая воспитательница оценивающе оглядела Джину:
— Это правило Фонда или только вашего приюта?
— Приюта, — смутилась Джина.
— Тогда я им пренебрегу.
— Простите, но здесь это просто необходимо. В «Орандж-Хиллз» не хватает обслуживающего персонала.
— Недопустимо заниматься домашними делами в ущерб воспитательной работе, — возразила Ясмин. — Но… будьте ко мне снисходительны. Это мой первый опыт работы с сиротами.
— Мы их так не называем.
— О, я знаю, что не все они остались без родителей, но…
— Мы называем их «потерянными», по крайней мере, мой отец…
— Ах да, ваш отец. Профессор, который вовсе не профессор. Я спрашивала, где он получил психологическое образование.
— Мой отец — признанный воспитатель, он написал несколько книг.
— Случайно, не под названием «Потерянные»? — усмехнулась Ясмин.
— Этим термином он пользуется только среди своих.
— Еще бы! Воспитаннику было бы ужасно узнать, что он потерянный.
— Не думаю, что вы понимаете значение этого слова.
— Если откровенно, то нет. А я получила образование за океаном.
— Поздравляю.
— Благодарю. Но я не закончила. Я не понимаю, как могут дилетанты устанавливать свои собственные правила, тогда как известные ученые…
— Вы знали мистера Фаерлэнда раньше? — внезапно прервала ее Джина.
— Он закончил школу Вентера в Стокгольме, когда я была еще студенткой. На самом деле его следует называть «доктор Фаерлэнд».
— Он не говорил о своей степени.
— Не то, что ваш отец, — снова усмехнулась Ясмин. — Вас, наверное, удивляет, что я, специалистка с международным дипломом, забралась в такую глушь, как Орандж-Хиллз? Я сама удивлялась последние девять месяцев, что училась в Швейцарии, почему Майлз уехал сюда.
— Узнали?
— Нет еще, но полагаю, что он собирает материал для книги. Человек его уровня — а он был лучшим на курсе — вряд ли появился бы здесь из одной любви к детям.
— Он работал в Фонде Бенкрофта и до Орандж-Хиллз.
— Понимаете, он собирает информацию. По мнению ученых, тема детей подвижна, она постоянно меняется, что и хорошо. Перемена всегда хороша.
— Но дети не меняются. Да, знаю, меняется их одежда, их манера выражаться, иногда их игры, но сердце ребенка…
— Дети меняются со временем и под влиянием образованных людей, выдвигающих новые, передовые идеи и методы. Уверена, Майлз захочет быть в курсе. Нынешнее направление весьма разумно, даже простовато.
— Простовато?
— Среди прочих систем, выдвигается более суровое, слегка военизированное направление воспитания, а не тот мягкий подход, что практикуют некоторые заведения.
— Мягкий подход?
— В противоположность твердому, разумному отношению.
— Вы имеете в виду стрижку под «ноль» и душные саржевые платья? — не сдержалась Джина.
— Вы начитались всякой дребедени. Другой метод — идентификация строго по именам.
— Это было бы трудновато — у нас три Паулы, четыре Мэри…
— По фамилиям. Смит, Джонз… Лейк.
— Дети, да и я, не согласимся на это.
— Они скоро привыкнут. И вас я буду называть Лейк. К тому же, я опытнее вас, если не по стажу, то по образованию.
— Уж не собираетесь ли вы отдавать мне приказы?
— Я же говорила, что ученые склоняются к военному стилю. Так что будут и приказы.
— А наш шеф? Как вы намерены обращаться к нему?
— Это ему решать. Во всяком случае, на людях. Наедине же… мы с ним старые друзья.