— Завистники мне не страшны, — возразила я. — Никто из моих знакомых плохого мне не пожелает. Только не после всех моих мытарств. Отвезите меня в лагерь!
Несколько секунд Ябом молча на меня смотрела.
— Мариату, — наконец проговорила она, — я хочу тебе помочь, но ты должна меня слушаться.
— А ты должна мне доверять! — заявила я, повышая голос. — В Лондоне ты дала мне обещание. Я хочу в «Абердин»!
— Пусть едет, куда хочет, — вмешался муж Ябом. — Она достаточно взрослая, чтобы решать самой. — Он свернул в ухабистый, изрытый ямами переулок и вскоре вернулся на дорогу, ведущую в «Абердин».
Когда мы притормозили около лагеря, я увидела горящие костры, услышала голоса людей и лай собак.
— Внутрь мне лучше пойти одной, — сказала я наставнице, которая выбралась из машины и открыла мне дверцу.
— Вопреки здравому смыслу, я тебе доверяю, — вздохнула Ябом. — Через пару дней я проведаю тебя. Все будет хорошо, Мариату. У тебя все будет хорошо.
Я подцепила ручку чемодана и повесила через плечо сумку на длинном ремне.
— Счастливых каникул с мужем, — сказала я наставнице, поворачивая к воротам лагеря. — Скоро мы снова встретимся и поедем в Канаду. Ни о чем не беспокойся.
— Эй, здравствуйте! Здравствуйте! — позвала я.
Мохамед, Ибрагим, Абдул и Фатмата очень обрадовались, когда я их разбудила. Благодаря Ябом, регулярно звонившей в лагерь, мне было известно, что у Абдула и Фатмату родилась дочь, названная в мою честь Мариату.
Фатмата обнимала меня и всхлипывала. Мохамед, как всегда, шутил:
— Ты просто не смогла без меня жить! Может, нам пожениться?
— Ха-ха! — Я скорчила гримасу, но не могла не признать, что в белой майке и белых брюках двоюродный брат выглядит потрясающе. — Что с тобой случилось за время моего отсутствия? Ты превратился в кинозвезду?
— В кого? — удивленно переспросил он.
— Неважно! — засмеялась я, сжимая его в объятиях. У меня совсем вылетело из головы, что Мохамед в жизни не видел ни кино, ни телепрограммы.
Сразу после приезда я могла неплохо кормить оставшихся в лагере родственников на деньги, которые выдали мне Дэвид и Мариама. Я купила на рынке большой мешок риса, который Абдул и Фатмата вдвоем принесли в лагерь на головах. Мы и овощей купили, а еще авокадо, ананас, кокосовый орех и плантан, хотя изобилием рынок не радовал. Фат-мата объяснила, что во время войны большая часть урожая погибла и к своей работе фермеры возвращаются медленно. Деньги на еду во Фритауне еще не означали спасения от голода.
Вскоре после возвращения я навестила Виктора. Он сказал, что некоторые члены труппы уехали — одни отправились в родную деревню, другие получили жилье, построенное норвежской некоммерческой группой, совсем как Адамсей, Мари и Али.
— Правительство переселяет туда людей, но они оказываются далеко, очень далеко от родных мест, — с тревогой рассказывал Виктор. — Некоторые наши актеры уехали в новый дом одни-одинешеньки, без родных и близких. Это неправильно.
По словам Виктора, лагерный театр понемногу терял деньги. Война закончилась, благотворительные организации уже не поддерживали труппу, как раньше.
— Я делаю, что могу, — вздохнул он, пояснив, что пишет доклад о пользе театра для эмоционального восстановления как малолетних бойцов, так и их жертв.
Десять членов труппы остались в лагере. По выходным мы, как раньше, собирались в центре, ставили сценки, танцевали и пели. Но чаще просто сидели и разговаривали.
— Как было в Англии? — однажды спросила моя подруга Мемунату.
— Очень холодно, — ответила я. — Тебе не понравилось бы.
Хотя мне не верилось словам Ябом, что все будут завидовать и захотят навредить мне, я почти ничего не рассказывала родным и близким про Англию или Канаду. Вернувшись в лагерь, я быстро поняла, что мне очень повезло выбраться из него, и не хотела дразнить других своей удачей.
— Да ладно тебе! Дело ведь не только в холоде, — отозвалась Мемунату. — Где твои новые руки? Не вижу, чтобы ты их носила.
Я не знала, что ответить. В лагере теперь работала некоммерческая организация, снабжавшая ампутан-тов металлическими конструкциями вроде той, что я носила в Англии, а также пластиковыми кистями, ступнями, ногами. С помощью протезов люди пили, ели, мылись, готовили. Мне же было куда удобнее пользоваться культями. Наверное, я слишком выделялась из общей массы, когда родила Абдула, а сейчас мне отчаянно хотелось быть как все. Когда, спрятав культи в карманы, я разгуливала по Лондону в черных сапогах на каблуке, то чувствовала себя стильной, словно мне самое место в большом городе.