- Ладно, поговорили, - сказал я и, повернувшись, пошёл к калитке. «Ну и вредина же она», - думал я, потирая лоб.
А Вовка Урбас сразу стал врать. Рассказывал, как он подрывал немецкие танки и стрелял по немцам из «максима». Нонка один раз не выдержала его трепотни и хорошо ему дала, так, что он заревел и пошёл матери жаловаться. А мать выскочила на улицу и орала во все горло, какая Нонка хулиганка. Урбаса мать, кажется, собиралась не только орать, но и еще кое-что сделать. Она схватила палку и пошла к нам.
- Посмотри, какая нервная, - сказала Нонка и смылась вразвалку.
А потом ей неожиданно дали медаль. Ей дали медаль после того, как в газете появилась статья и фотография. Один боец рассказывал, как они наступали на Севастополь, как они взяли Сапун-гору и как повели наступление на Херсонес. Когда наши дрались, изнемогая от усталости и жажды, худенькая девчонка, пробираясь ползком среди выстрелов и взрывов, стала приносить во фляжках воду. И каждая капля этой драгоценной влаги вливала силу в усталых бойцов. И на фотографии Нонка протягивала флягу улыбающемуся матросу с автоматом. И когда наш директор увидел фотографию, он очень удивился, потому что Нонка не была отличницей, а даже наоборот, но он всё равно куда-то пошёл, и Нонке дали медаль.
А теперь Вовка тоже нацепил медаль и пришел на утренник в школу. Он стоял в кругу и во всю глотку горланил: «На нас девчата смотрят с интересом, мы из Одессы моряки». Тоже мне Лемешев нашёлся.
Когда он кончил петь, девчонки ему безбожно зааплодировали, и он стоял и сиял, как электрическая лампочка.
Потом я видел, как Нонка подошла к нему и пожала ему руку.
- Ты меня извини, - сказала она, - что я тебя тогда...
- Чего уж там, - сказал Вовка. - Кто старое вспомянет, тому глаз вон.
Меня чуть не стошнило от этой сцены. Еще вчера его мать приходила к нам и показывала моей маме фотографии, и везде она была с медалью. Она рассказывала про блокаду и говорила, что Вовка был дистрофик и не вставал с кровати, что даже она на него махнула рукой.
Тут ко мне подошёл Котька. Он был в новой белой рубашке с пионерским галстуком.
- Видел Вовку? - восхищённо спросил он. - Морячок. С медалью. Я потрогал - настоящая.
- Дистрофик твой Вовка, - сказал я, - а медаль у него известно откуда.
- Завидуешь, - сказал Котька, и в глазах у него появилось то самое выражение, после которого у нас с ним всегда начиналось...
- Ну что, сейчас? - спросил я.
- Хоть сейчас, - сказал Котька.
- Рубаху твою жалко, - сказал я.
Котька совсем разволновался.
- Да?! - сказал он.
- О чем это вы? - спросил Вовка и положил руку Котьке на плечо.
- Слушай, Вовка, дай Котьке поносить медаль, пока у тебя мать не отобрала. Он отличный парень, не хуже тебя. Сам он стесняется попросить, - сказал я.
Вовка не понял, что ему я сказал. Он посмотрел на Котьку, потом похлопал его по плечу и важно сказал:
- Её, Котька, заслужить надо. Я, брат, у Средней Рогатки два танка поджёг, зря её не дают. - И он ушёл походкой бывалого моряка.
- Иди, Котька, и тоже поджигай танки, - сказал я.
- Ладно, Игорь, с тобой я завтра поговорю, - пообещал Котька и пошёл догонять Вовку. Ну и прилипчивый же был характер у этого Котьки!
ЛЁКА
Мы стояли у выхода из кинотеатра и ждали Котьку. Единственный в городе кинотеатр «Красный луч» помещался в подвале под разрушенным четырёхэтажным домом на улице Ленина. Из бывшего бомбоубежища наверх вела узкая чугунная лестница, и мы, чтобы не пропустить Котьку, повисли на перилах прямо над ней. У меня болела голова и немного тошнило, но я об этом ни капельки не жалел. Еще бы! Нам только что удалось второй раз подряд посмотреть новый фильм «В шесть часов вечера после войны». Это был неслыханный фильм! Это был фильм, где показывали ПОБЕДУ! Самую настоящую победу, с салютом на Красной площади, с танцами и цветами... Это было потрясающе!
Мы смотрели на лица выходящих из кинотеатра людей, и это тоже было потрясающе. Даже после знаменитых кинокомедий с участием Жарова или Ильинского ни у кого не было таких лиц, таких сияющих глаз, таких улыбок.
Котька вышел из кинотеатра последним. Он шмыгал носом.
- Чего это ты? - спросил Гешка и пожал плечами. - Смотри как растрогался.
На кончике Котькиного греческого носа висела какая-то мутная капля. Он снова шмыгнул носом, стараясь её загнать внутрь, но из этого ничего не вышло.
- Ничего не растрогался! Просто у меня в кино стащили кепку.
- Кто стащил?
- Не знаю, - сказал Котики. - Я смотрел кино. Я только сейчас увидел, что её нет.
Котька боялся своей бабки Яки. Она ему подарила копку, а теперь её украли, Котьку можно было не утешать - все ребята знали, что такое Яка. Она сожгла наш кирзовый мяч, который случайно перелетел через стенку к ней во двор. Она сожгла мяч Шурки Цубана да ещё дала по шее Котике. Лучшему нападающему нашей команды!