Да ещё этот шрам через все лицо… Почему же ему так не повезло? Он и без шрама не особенно тянул на красавца.
Она усмехнулась, покачав головой. Да уж, если сравнивать со Штефаном, то красавцем Эрлинга назвать было бы трудно. Скулы слишком широкие и резко очерченные, нос с заметной горбинкой будто наспех вытесан неопытным каменщиком, столь же грубоватая линия крупного рта. Единственное, что выгодно выделялось на его лице, это глаза – большие, ясно-серые, с прямым честным взглядом. Да ещё зубы, когда лыбился во весь рот – ровные, белые, словно нарисованные на картине искусным художником. Такими крепкими и здоровыми зубами славились крэгглы, вот и Эрлингу повезло.
Впрочем, зачем она вообще о нем думает?
Интересно, когда явится с повинной Штефан? Да и явится ли? Кайя горько вздохнула и вновь взялась за иглу. Ни за что не станет искать встречи с ним первая. И никаких больше тайных свиданий до самой свадьбы. Пусть локти себе кусает от досады, пустомеля.
Вернулись мужчины с реки, и Ирма с Гретой захлопотали над уловом. Кайя вызвалась было помочь, но мачеха только шикнула на нее: руки пропахнут рыбой, а от них и белоснежная праздничная рубашка пропитается рыбным запахом. Стало даже немного обидно: дядьку Николаса тут и впрямь почитали так, будто самого лорда. Он-то, конечно, человек неплохой, добродушный и работящий, но, в сущности, чем он так отличается от обычных людей?
Грета, утомленная работой по дому, притащилась в комнату, когда лучи полуденного солнца принялись отплясывать хороводы на белоснежной ткани и пяльцах. Рухнув на застеленную кровать, сестра застонала и прикрыла глаза ладонью.
– Уморилась? - сочувственно спросила Кайя.
– Не то слово, – проворчала Грета. - И от тебя ещё помощи никакой, белоручка.
– Белошвейка, - хихикнув, поправила Кайя, поднялась и потянулась всем телом. - Ну прости. Ты же видишь, матушка и шагу мңе ступить не дает, только шитьем велит заниматься. Давай-ка разомну тебе плечи и спину, может, полегчает.
Грета охотно перевернулась на живот – с самого детства она обожала, когда Кайя выводила ей пальцами узоры на спине, заставляя угадывать нарисованное, или разминала потянутые мышцы, перебирая попутно каҗдую выступающую под кoжей косточку.
– Когда тебе надо, ты у нее разрешения не спрашиваешь, - ехидно отозвалась Грета и тут же сладко застонала под первыми же прикосновениями.
– О чем это ты? - нахмурилась Кайя.
– Днем-то ты сидишь паинькой, а ночью… Я слышала, как ты через окно в комнату забиралась. Где это ты ночью гуляла, а?
Кайя с трудом подавила испуганный возглас. Замерла на мгновение, затем склонилась к уху Греты и прошептала:
– Прошу, никому не говори. Иначе ты меня погубишь. Проси у меня что угодно – отдам все, что пожелаешь, только молчи, Грета. Хочешь взять себе мое старое выходное платье? Или… может быть, хочешь новое?
– Для начала хочу, чтобы ты не останавливалась. М-м-м, да, вот так. Нет, платье ты мне и так потом сошьешь, мама мне пообещала вскоре съездить в Декру и выбрать материю, которая мне понравится. Если хочешь, можешь отдать мне свои бусы из янтаря – ты их все равно не носишь, и на том сойдемся. – Грета хихикнула. – А вообще-то я и не собиралась никому рассказывать, ведь матушка потом со свету тебя сживет, а мне потом и носа со двора высунуть не позволят из-за тебя. Но признайся, Кайя, где ты была?
– Хотела повидаться со Штефаном. Но потом передумала и вернулась.
– Сама передумала? Или он не пришел?
– Прикуси-ка язык, – oбиженно огрызнулась Кайя.
– Ага, угадала! – довольно воскликнула Грета, изворачиваясь, чтобы прочитать ответ на ее лице. - Слушай, сестренка, а давай ему отомстим? Я могу подговорить Уллу, чтобы она своему братцу жгучим перцем штаны изнутри натерла, вот смеху-то будет!
Кайя не сдержалась и шлепнула Грету пониже спины.
– Похоже, нам со Штефаном обоим не повезло с младшими сестрами.
Грета ехидно прищурилась и открыла было рот, чтобы ужалить ее побольнее, но резкий звук заставил их обеих вздрогнуть и повернуть головы к окңу.
Звук повторился – в стекло кто-то бросил маленький камушек. Кайя мигом подскочила к окну и тут же увидела за пышным кустом давно отцветшей «нėвесты» встревоженное лицо того, кому они только что перемывали кости.