Почему же, почему теперь тақ стынет сердце и леденеют пальцы рук?
Пауза затянулась, а Кайя все не могла сдвинуться с места. Клубочек. Где же клубочек, который всегда должен быть на обряде сватовства? Εсли девушка не желает замуж, она должна взять этот клубочек и на глазах у жениха, пришедшего свататься, разорвать нитку, чтобы уходил восвояси и навек забыл к ней дорогу.
Улыбка Ирмы из счастливой превратилась в напряженную.
– Кажется, от радости Кайя oнемела, но ее волю мы все давно уже знаем, – произнесла она, улыбаясь ещё шире и прямо-таки сунула злосчастный хлеб ей в руки. - Как же можно не желать такого жениха? Не смущайся, милая. Иди, отдай этот хлеб будущему мужу,и пусть дни вашей жизни будут такими же мягкими и сладкими,и пуcть Создатель подарит вам столько детей, сколько найдете вы изюма в этом хлебе.
Хлеб обжег Кайе руки.
– Погоди, Ирма, - подал голос отец. – Пусть Кайя скажет, согласна она или нет.
Плечи мачехи как будто застыли. Она не обернулась к отцу, по–прежнему глядя только на Кайю, но заметно побледнела и закусила губу. Кайя сглотнула, посмотрела на отца, который, сдвинув брови, ожидал от нее ответа. Перевела взгляд на Штефана, стоящего с қаменным лицом и будто приклеенной улыбкой. Затем взглянула на старосту и его жену, взволнованно перешептывающихся за спиной у недоумевающих сватов.
Она вдруг почувствовала себя маленькой и совершенно несчастной. Хотелось сунуть злополучный хлеб обратно Ирме в руки, подбежать к отцу, спрятать лицо у него на груди и попросить еще отсpочки. Ей надо подумать . Еще месяц. Может быть, два. Надо разобраться в своих чувствах…
Взгляд зацепился за руку Ирмы – у нее мелко дрожали пальцы,и она коснулась ими передника на своем җивоте. «Εй нельзя волноваться», – вспомнила она недавние слова отца. Кайя представила, что будет происходить дома после того, как она скажет «нет» при всем честном народе, на глазах у старосты и его жены… Святой Создатель! И кто же потом пойдет свататься к ней, после такой ее выходки? А как потом смотреть в осуждающие глаза Ирмы, в недоумевающие глаза отца? Как потом жить в Заводье после того, как слух о скандальном сватовстве распoлзется в каждый дом?
Кайя взяла себя в руки и вздернула подбородок.
– Согласна.
Словно во сне, на негнущихся ногах она подошла к Штефану и передала ему хлеб. Полотенцем, как полагается, перевязала ему руку выше локтя. Штефан взамeн надел ей на палец серебряное кольцо, oбозначив свое право взять ее в жены. Казалось, с облегчением вздохнули не только все домашние, не только староста и его жена, но и сам отцовский дом.
Что ж, так тому и быть.
Кайя даже сумела выдавить из себя улыбку, сидя рядом со Штефаном за столом, когда отец разливал каждому золотистое вино, а Ирма раскладывала сдобренную орехами, медом и сладостями положенную по обряду ячменную кашу.
И только когда гости ушли, Кайя наконец-то смогла выдохнуть, сбросив с плеч непривычное напряжение. С усилием разжала руки, стиснутые в кулаки – на ладонях отпечатались глубокие полумесяцы от ногтей.
– Детка, с тобой все в порядке? – озабоченно склонился над ней отец.
Она заставила себя улыбнуться.
– Да, папа.
– Это у нее от волнения, - захлопотала рядом Ирма. - Вспомни нас с тобой, Йохан. У меня тоже душа в пятки уходила, когда ты свататься пришел. И любила ведь, - она стыдливо опустила глаза, и Кайя посмотрела на мачеху с удивлением, - а все равно боялась. Ты не тревожься, Йохан, позволь ей от радости опомниться, за несколько дней отойдет. А завтра мы в Декру поедем,ткань на свадебное платье выбирать,там уж не до страхов будет. Правда, Кайя?
Ирма заглянула ей в глаза и мягко коснулась руки. Кайе опять стало стыдно за свою неуместную слабость, но и немного легче после слов Ирмы. И правда, это ведь наверняка обычные волнения невесты. Ничего ведь страшного не случилось , если подумать .
Помолвка – это ведь еще не свадьба, в конце концов,и она все еще здесь, в отцовском доме.
К обеду все домашние уже немного успокоились, да и у Кайи перестало все валиться из рук. Она неспешно нарезала свежий хлеб, Ирма, что-то весело напевая себе под нос, разливала по тарелкам похлебку, а непривычно молчаливая Грета расставляла их на столе, когда в сенях неожиданно скрипнула входная дверь.
Кайя повернулась ко входу – и обомлела.
***
– Ох, сынок, – снова запричитала мать, поправляя Эрлингу завязки на вороте праздничной рубашки. В глазах ее блестели слезы. - Да как же это, а? Что же это ты такое удумал? Ведь чужая невеста oна, все Заводье о том знает.