Тиана не спорила. Она была с полностью согласна, искренне полагая одним из своих главных даров на этом свете - знакомства и встречи с необыкновенными людьми.
Все испортила Танея Ольдши. Вышла из-за стола, покачивая бедрами, излишне обтянутыми красной кожей брюк. Повела шальным кошачьим взглядом.
- А что-нибудь менее заунывное можешь? - спросила у Ниры. - Чтобы повеситься не хотелось?
В зале неодобрительно загалдели. Всем остальным пение Ниры нравилось. Разве что Чазрек хохотнул и, витиевато ругнувшись, предложил исполнить непристойную песенку про трёх невинных мышек, отправившихся прогуляться на сельскую ярмарку. Песенку знали даже дети, что совершенно не мешало ей перечислять слишком уж пикантные мышиные приключения во всех подробностях.
Нира улыбнулась.
- Мне кажется, что про мышей вы прекрасно споете и без меня. А, пока я здесь, можно узнать что-нибудь новое. То, что вам незнакомо пока еще.
- А оно нам надо? - присвистнула Танея.
- Расширить рамки познания всегда полезно.
По безмятежному лицу Ниры ничего нельзя было понять, но как раз это и говорило о том, как она задета.
- Рамки? Чего? - нарочито грубо фыркнула Танея. - Нет, я не спорю, голосом ты владеешь мастерски. Всякие там штучки и приёмы. Но живой жизни в твоих ужимках нет. Так - жеманство и самолюбование. Ах, как мы все тут страдаем. Хотя сама-то всех мук повидала: зуб, сломанный о гранит бесполезной науки.
Нира побледнела. Потом покраснела. Пото резко встала и одним шагом преодолев расстояние, разделявшее её и Ольдши, выхватила у той из рук стопку с "огнёвкой". Выпила залпом, Тиана впервые увидела, что она так умеет. Потом запрокинула голову и опалённым горлом, не пользуясь ни одним из тех приёмов, что так не нравились Танее, запела вновь. Без ухищрений, правильного дыхания и лишь отбивая себе ритм каблуком туфельки.
- Не позабудь меня в пути,
не позабудь меня во сне!
Утихнет боль, как ветер стих,
забудешь дом, как прошлый снег.
Я знаю, синяя вода
любовь уносит без следа,
а унесёт — спроси: "Куда?" —
она не скажет никогда,
не скажет никогда.
Уж скоро год, как ты ушёл,
и нет ни писем, ни вестей.
Ах, только выдержал бы шёлк
на парусах шхуны твоей!
Пусть мачты в море не снесёт —
уж если потемнеют дни,
сомнётся платье синих вод...**
На какое-то время все замерли. Тишина стояла такая, что казалось, что до этого в трактире было шумно. Хрипловатый от "огнёвки" голос Ниры пробирал до костей, ознобом охватывал позвоночник и немилосердным огнём душу. Тиана сама не заметила, как вцепилась в руку стоявшего рядом Лидоу изо всех сил. А ведь она знала Ниру много лет! Что уж говорить о тех, кто впервые попал под её чары.
- Пряду я пряжу день-деньской,
не устаёт моя рука.
Сумею я из пряжи той
верёвку свить и холст соткать.
Ах, только, только б моряка
вода навеки не взяла!
А заберёт — петля крепка,
не разорвать тогда узла,
не разорвать узла!**
Когда она закончила, молчание длилось ещё долго. И только потом зал взорвался. Видавшие виды рыбаки и солёные братья-приключенцы колотили ладонями по столам, свистели и чуть ли не захлёбывались, пытаясь высказать одновременно все чувства, вызванные простой песенкой. Нира стояла посреди всего этого безумия, так же скромно потупившись, как в самом начале.
"Тоже мне скромница" - усмехнулась Тиана, когда её отпустила охватившая было дрожь.
Танея скривилась. Окинула соперницу ещё более пристальным взглядом, чем до этого. И внезапно порывисто обняла и расцеловала в обе щеки.
- Умеешь. Беру свои слова обратно. Огнём горишь, а не мастерством играешься. Иди присядь со мной рядом.
Нира возражать не стала. Действительно пошла с ней и сидела среди её "мальчишек", улыбалась, пела и пила, будто это было для неё самым привычным делом. И, когда Тиана отправилась спать, с ней наверх не поднялась. Осталась ещё полночи развлекать припозднившихся посетителей и пришла только под утро, валясь с ног от усталости.
Так продолжалось всю неделю: Нира пела, Лидоу в восторге собирал невообразимую прежде выручку, приставил к своей "птичке" Тамиша, чтобы охранять от любых посягательств. А когда Тиана засобиралась в Миргейл провести законный выходной, трактирщик помимо обычной корзинки вручил ей увесистый кошель с монетами.