Будучи сербом, доктор Четоевич прекрасно понимал, каким было мое детство, как мы потеряли все, чем когда-то владела семья, как бились изо всех сил, стараясь преодолеть невзгоды. Маленький серб – и чтобы стал чемпионом мирового тенниса? Крайне маловероятно даже при самых благоприятных обстоятельствах.
Это стало еще невероятнее, когда на нас начали падать бомбы.
Глава 1
Бэкхенды и бомбоубежища
Не каждая первая ракетка мира создается в загородных клубах для богатых
От громкого бу-ум мою кровать тряхнуло; со всех сторон слышался звон вдребезги разбитого стекла. Я открыл глаза, но ничего не увидел: квартира была погружена в непроглядный мрак.
Новый взрыв, и тут же, будто проснувшись, завыли сирены воздушной тревоги. Громкая чернильно-черная ночь стала еще громче.
Мы словно оказались внутри стеклянного снежного шара, который кто-то швырнул на пол.
– Нол! Нол! – кричал отец. Нолом меня называли в детстве. – Твои братья!
Мать, вскочив с кровати при звуках взрывов, оступилась и, падая, ударилась головой о батарею. Отец держал ее, пока она с трудом приходила в себя. Но где же братья?
Марко было восемь, Джордже четыре. Я, одиннадцатилетний старший брат, считал себя ответственным за безопасность малышей с того момента, когда силы НАТО начали бомбить мой родной Белград.
Бомбардировки стали для нас неожиданностью. В годы моей юности в Сербии была коммунистическая диктатура, и к широкой общественности просачивалось очень мало информации о том, что действительно происходит в мире. Ходили слухи о возможном нападении НАТО, но точно никто ничего не знал. Наше правительство уже вовсю готовилось к бомбардировкам, но нас по-прежнему держали в неведении.
Однако ходили тревожные слухи, и, как у большинства белградских семей, у нас был план. В трехстах метрах от нашего жилища в доме с бомбоубежищем жила моя тетка со своей семьей. Добежав туда, мы уцелеем.
Сверху послышался нарастающий вой, оглушительный скрежет, и новый взрыв сотряс дом. Мать пришла в себя, и мы на ощупь спустились по лестнице и вышли на неосвещенную улицу. Белград тонул в кромешной тьме, сирены ревели, и мы практически ничего не видели и не слышали. Родители бежали по непроглядно-черным улицам, подхватив моих братьев на руки. Я бежал следом, но вдруг споткнулся и упал во мрак.
Я растянулся на тротуаре, ободрав ладони и колени. Лежа на холодном асфальте, я вдруг понял, что остался один.
– Мама! Папа! – закричал я, но они не слышали. Я видел, как их смутные силуэты становятся все меньше и исчезают в ночи.
И тут началось. Небо раскололось, будто кто-то огромной лопатой для уборки снега соскребал лед с облаков. Лежа на тротуаре, я обернулся посмотреть на наш дом.
Из-за крыши показался серый треугольный силуэт бомбардировщика Ф-117. Я с ужасом смотрел, как прямо надо мной открылось огромное металлическое брюхо, и оттуда вывалились две ракеты, как я потом узнал, с лазерным наведением, целясь в мою семью, друзей, мой квартал – во все, что мне было близко и дорого.
То, что случилось потом, я никогда не забуду. Даже сегодня громкие звуки по-прежнему пробуждают во мне страх.
Невероятная встреча
До натовской бомбардировки мое детство было просто сказочным.
Всякое детство прекрасно, но мое было особенно счастливым. Впервые я почувствовал счастье, когда увидел победу Пита Сампраса на Уимблдоне и решил последовать его примеру. Еще больше я обрадовался, когда в том же году случилось невероятное: сербское правительство решило создать теннисную академию на маленьком горном курорте Копаоник, прямо напротив «Ред булл», пиццерии моих родителей.
Копаоник – лыжный курорт, где мы проводили лето, спасаясь от белградской жары. Семья у нас всегда была спортивной – отец участвовал в лыжных соревнованиях, да и футбол мы любили, а вот плоская зеленая поверхность теннисного корта была совершеннейшей терра инкогнита.
Как я уже говорил, никто из моих знакомых в теннис не играл и даже ни разу не бывал на теннисном турнире. В Сербии теннису попросту не уделялось внимания. То, что в нашей стране вообще построили теннисный корт, стало явлением уникальным, но чтобы буквально напротив дома, куда мы приезжали на лето? Тут явно не обошлось без вмешательства высших сил.
Начались занятия. Я часами стоял у забора, держась за цепь, и смотрел, как играют новички, завороженный порядком и ритмом тенниса. Через несколько дней, видя, что я вишу на заборе, ко мне подошла женщина. Ее звали Елена Генчич, в академии она работала тренером. В прошлом Генчич сама была профессиональной теннисисткой и тренировала когда-то Монику Селеш.