Рынок, который я собиралась посетить, чтобы закупить Темушке все самое свежее, самое лучшее, просто гору витаминов, был как раз на выезде из города. В любом случае я бы мимо него не проехала. А вот родные…
Да, я не заехала ни к своим родителям, ни тем более к родителям Артема. Они не знали о несчастье, и я решила, пусть пока побудут в неведении. Вот поставлю любимого мужа на ноги, тогда им его и предъявлю.
У Татьяны дома меня ждал и Андрей. Он передал мне какую-то папку.
— Это для Льва Гавриловича. Привет от наших ребят. Кое-что ему передали по факсу, но получить от тебя документы лично, наверное, будет ему приятно. Постарайся с ним встретиться.
— У вас есть общие знакомые в тех местах? — изумилась Танька.
Она уже и забыла, что я рассказывала ей о Могильном, который обещал покарать бандитов, нападавших на водителей большегрузов. Пришлось ей напомнить.
— Вот, я приготовила для Артема, — между тем сказала мне Танька и протянула большую корзину, прикрытую белой марлей.
— Ты думаешь, я не в состоянии ему все купить?
— Такое — не в состоянии. Здесь все самое свежее: творог, сметанка, куры копченые, клубника…
— Что — клубника?
— Думаешь, он её переел?
— У тебя как всегда черный юмор, Шедогуб!
— Клубника, поверь мне, не чета той, что вы возили. Мама сегодня её с дачи привезла. Новый сорт. Посмотри, какая огромная! Такая и в рот не влезет, её разрезать надо… Что ты на меня так смотришь? Спроси у врачей: для тех, кто потерял много крови, клубника — самый лучший фрукт!
На меня нашел какой-то ступор: я не знаю, плакать или смеяться.
— Не вздумай реветь! — предупредила подруга и даже пальцем погрозила. — Я же не виновата, что нынче сезон клубники.
— Ранней клубники.
— Так уж и ранней. Пока ты ездила туда-сюда, она уже всюду стала созревать… Скажи Темке, что он — мой любимый мужчина. После Андрюши, конечно.
— Смотри, Татьяна, я не ревную, но зло берет! — заметил Андрей.
Они посмотрели друг на друга взглядами, не предназначенными для посторонних глаз.
— Спасибо, ребята, я поехала.
— Хочешь, я тебя провожу? — предложил Танькин мент. — Километров двадцать. С мигалкой поедем.
— Не надо, — мне отчего-то расхотелось продолжать разговор на шутливой волне.
Словно в один миг вся бравада, весь неестественный задор ушли, оставив мне тихую грусть и нетерпение от предстоящей встречи с мужем.
Ехала я в том самом наряде, который приобрела недавно в сельском универмаге. Не пропадать же зазря такому прикиду. Вряд ли мне ещё когда-нибудь придется его надеть.
На посту ГИБДД под Мало-Степанцом — меня уже достал этот город! — я недостаточно быстро сбавила ход и молоденький сержант замахал мне своим полосатым жезлом. Пришлось останавливаться.
Сержант так тщательно принялся изучать мои документы, что я уже начала нервничать.
— Это ваша машина?
— Моя.
Артем действительно оформил документы на меня, а сам ездил по доверенности.
— Это не ваши документы, — наконец сказал сержант твердо.
Если бы я так не торопилась к раненому мужу, то не отказала бы себе в удовольствии поморочить глупого мальчишку. Небось, он уже предвкушал, что поймал серьезного нарушителя.
Теперь же я просто сняла с головы парик.
— А так похоже?
Сержантик покраснел и ещё раз украдкой оглядел мою фигуру и мини-юбку. Прикинул по документам мой возраст и никак не мог подогнать его под оригинал. И, надо сказать, в его взгляде я прочла неодобрение тому, что я вырядилась, как молодая! Но я не обиделась и посмотрела на него почти с материнской улыбкой: Молодая, не молодая, но ты купился!
Если уж на то пошло, между нами всего лет восемь разницы в возрасте, и этот провинциал не знает, что сейчас моден куда больший разрыв между мужчиной и женщиной. Лет этак пятнадцать, семнадцать. Наша эстрадная звезда положила начало такой моде, но ей многое прощается за её талант, а вот рядовым женщинам приходится труднее.
Только вот стала бы я встречаться с двенадцатилетним мальчиком?.. Старая пошлячка!
Молодой гаишник со вздохом вернул мне документы, забыв даже высказать замечание за быструю езду.
Теперь я ехала аккуратно, как на экзамене. Переодеваться только ради того, чтобы соответствовать фотографии на документах мне не хотелось. Не могу отказать себе в удовольствии разыграть собственного мужа.
Недавно я прочла статью одного ученого, который описывал невероятные случаи излечения людей от самых серьезных болезней при помощи смеха и хорошего настроения. Пусть и Артем посмеется!
Я полна уверенности, что теперь между нами все будет хорошо и больше не останется никаких недомолвок. А насчет того, что он мне изменял… Лилии он говорил, что этого не было. А мне — полностью противоположное. Что ж, придется принять это мое знание как наказание за недостойные мысли и попытку измены…
Дело не в моей боязни одиночества или того, что я сама не сумею воспитать наших детей. Дело в том, что я вдруг поняла: уйдет Артем, и другого такого мужчины у меня больше не будет. Моего мужчины. Любимого. Единственного.
Но чего вдруг я стала настраиваться на разлуку. Надо бороться за свое счастье!
Глава шестнадцатая
В приемном отделении меня встретила та же Шура. По её отстраненно-холодному взгляду я поняла: она меня не узнала!
Можно было бы вообще так и играть до конца эту роль роковой юной блондинки — ведь местные врачи не поняли бы жену, которая бросила истекающего кровью мужа и уехала.
— Девушка, вам кого?
— Я приехала к раненому Решетняку.
— Мы пропускаем только близких родственников.
Елки зеленые! Ну и порядки пошли в сельских больницах! Уж если и здесь ввели пропускную систему!.. Еще не хватало, чтобы Шура потребовала у меня документы.
— Ни фига себе! — "юным" голосом капризно проговорила я. — Звонят, я еду в такую даль, а теперь меня ещё и не пускают.
— Вы — сестра больного?
— Я — его жена.
Отчего-то мое известие так ошеломило Шуру, что у меня появилась надежда: документы показывать не придется. Она быстро ушла куда-то, бросив мне на ходу:
— Минуточку!
Интересно, какой она представляла себе жену Артема? Хуже? Лучше? Старше?
Шура вернулась и почти скороговоркой проговорила:
— Всеволод Илларионович — лечащий врач вашего мужа и главврач больницы — попросил вас прежде пройти к нему. Его кабинет — налево по коридору.
У кабинета главврача меня неожиданно охватила робость. Вдруг операция Артема прошла вовсе не так успешно, как мне рассказывали? И сейчас врач скажет мне что-нибудь страшное… Иначе, зачем ещё я ему понадобилась?!
Определенно, в последнее время со мной происходит что-то неладное. То в самую трудную минуту я становлюсь спокойной как слон, то ни с того, ни с сего начинаю трястись, как в лихорадке. Чего мне бояться какого-то главврача?!
Сжав зубы, я заставила себя поднять руку и решительно постучать.
— Входите!
При виде меня Всеволод Илларионович — наверное, он здесь один такой: значительный, импозантный — поднялся и вышел из-за стола. Это был тот самый врач, который воспринял меня как любовницу Артема. По крайней мере, я его отношение к себе так поняла.
Он подошел поближе, оглядел, едва сдерживаясь, чтобы не улыбнуться и довольно покивал головой.
— Значит, это все-таки вы!
Пришлось согласиться, что я — это я. И снять темные очки, чего при Шуре я не стала делать.
— Я хотела бы объясниться, — робко начала я.
— Не надо, — сказал он.
— Но вы можете подумать, что я бросила истекающего кровью мужа на чужих людей…
— Для настоящей медицины нет чужих и своих, все больные — просто пациенты.
— В идеале.
— Пусть будет, в идеале, — согласился он. — Но а сейчас-то переодевание зачем?