— Что он делает? — спросил Серый. Вместе с Железным они в тот день наблюдали за дорогой.
Железный поправил резкость у бинокля. Увидел — генерал собирал ромашки. Он криво усмехнулся, отвел бинокль от глаз, повернулся к Серому.
— Цветы любит, а?
Когда он отводил бинокль от глаз, в линзах блеснуло солнце.
— Есть, — сказал Тесля тоном, каким удачливый игрок объявляет шах менее удачливому противнику. — Основное направление левее, десять.
И сразу же стереотруба, укрепленная в машине, направила объектив в указанную точку.
— Вижу, — объявил Шарков. — Засек!
— Что скажешь, Железный? — поинтересовался Серый у шефа.
— Пока одно: хороший генерал. Цветочки любит.
— Смелый, может?
— Просто глупый. Умный генерал всегда должен чувствовать себя на войне. Не подставляться. Надо понимать, что в случае серьезных событий таких, как он, постараются убрать без задержки. В первую очередь. Еще до начала боевых действий.
— Ты словно недоволен, что он такой беспечный.
— Я доволен. И все же, Серый, нам не надо спешить с выводами. Стоит еще присмотреться. Постараться понять, почему он себя так ведет.
— Ты в чем-то сомневаешься?
— Как ты думаешь, почему за много лет риска меня ни разу не накололи?
— Не знаю.
— По одной причине: я всегда во всем сомневаюсь.
— В чем сомневаешься сейчас?
— А вдруг генерал подставляется?
— Ты спятил, Железный? Чтобы подставляться, надо по крайней мере знать, что за тобой охотятся. Мог он об этом догадаться?
— Не знаю.
— Не мог.
— А если?
— Каким образом?
— Что, коли они накололи Зеленого? Почему этот обормот исчез так внезапно?
— Брось, Железный. Мы ведь все выяснили. Аппендицит может прихватить даже тебя. Это проверено. Сосед по палате у него уголовник. Шпана, по-русски.
— Ладно, оставим. Ты спросил, как могли на нас выйти, я тебе дал вариант. А их может быть не один. Есть немало других.
— Предательство?
— Я сказал: кончили. Лучше думай о том, где копать картошку.
— Лично я бы выбрал этот лужок. Удобное место.
— Мне оно не нравится.
— Почему?
— Потому что слишком удобное. В таких местах нормальные люди обязательно будут настороже.
— Слушай, Железный, ты — псих. Это же русские. Ты служил в их армии?
Железный ощерил зубы в усмешке:
— Где я служил, там меня давно нет.
— А я служил у них. Возил командира полка. Водитель ефрейтор Курт Соо, честь имею. Так вот, ни у меня, ни у командира полковника Осипенко никогда и мысли не было, что на нашу машину кто-то может напасть. Даже в поле мы садились перекусить под любой куст, а мой автомат так и лежал в машине. Это называлось чувством хозяина. И его из русских не так-то просто выдавить, поверь мне, Железный.
Перед заходом солнца Прасол и Тесля проверили место, где был замечен блеск оптики. Железный выбрал наблюдательный пункт весьма умело. Это свидетельствовало о его высокой квалификации. С горушки открывался прекрасный вид на всю пойму ручья. Хорошо просматривалась дорога. Наблюдатели, располагавшиеся здесь, даже не пытались скрыть следы пребывания. Да и зачем? Кто запрещает людям облюбовать местечко под деревом, посидеть под ним, покурить, перекусить, поболтать? Трава вокруг была изрядно примятой: люди Железного здесь толклись не один день.
Утром следующего дня «генерал» выехал из гарнизона по обыкновению в девять. «Уазик» не спеша бежал по дороге. Сидевший за рулем Тесля держал на спидометре цифру «50».
Двое раздетых по пояс мужчин косили траву на лугу неподалеку от мостика через ручей.
— А ведь это они, — сказал Прасол уверенно.
— Почему так решил? — поинтересовался Шарков с немалым сомнением. — Тут местные нередко сенцом промышляет. Да и смысл какой нашим глаза мозолить?
— Именно в этом. Чем они здесь будут чаще маячить, тем меньше на них станут обращать внимания. По-моему, я даже узнал, кто они. Тот, что слева, Халликаспруун — Бурый. Справа, который пониже — Суур — Большой.