Понимает Мадлен сразу, где очутилась: Кристальный лабиринт страшнее порой самого злобного зла. Меркнет сам Феникс или демон Валтор перед ним. Лабиринт не жалеет, тянет за собой в русла высохших потоков, запутывает в альтернативных реальностях. Войди ты в него на добровольных началах иль случайно, шуткой Дракона попади - лабиринту все равно, запутает он голову твою, вскружит-вспенит, словно воду морскую. Пугают Кристальным детей малых, непослушных. Страшны искривления пространства - злые шутки играют с людьми они, калечат судьбы, ломают жизни, разлучают влюбленных. Бежит-торопится Мадлен, надеется перегнать время. Кулаки сжаты, зубы стиснуты, а в голове собственный голос (или воспаленное сознание больше не контролирует себя) повторяет: “Только бы покушение не совершилось, только успеть бы в срок, только б спасти своего монарха!” Заведенной куклой повторяет это Мадлен, заведенной куклой вперед несется, не останавливаясь.
***
Кристальный лабиринт хохочет, Мадлен бежит-торопится, стараясь если не время перегнать, то хотя бы рядом с ним держаться, не вылететь из стремительно несущегося потока, быстрого, могучего и непрерывного. Не остановить, не замедлить, не повернуть время. Мадлен не думает, бежит лишь вперед, боясь остановиться - собьется с ритма, потеряет нить путеводную, к выходу ее несущую. А есть ли она, нить-то эта, или Мадлен лишь только с ума сходит, воспаляется разум ее, туманится мозг? Повороты-тупики-коридоры - стеклянно-водные, твердо-разбегающиеся. Бежит Мадлен, гулко стучит сердце ее, бухает-бьется глухо. Дыхание сбито, ребра болят, стягивают грудную клетку, колени болят-сгибаются, оступится девушка - не встанет больше, ляжет ничком на скользкий пол, взглянет на потолок, увидит там сома плывущего, черного такого, серебристого чуть, с усами длинными, смотрящего на нее большими глазами выпуклыми. Грохнется, тут же забудется, а может, и заснет навеки. Привыкла девушка к состоянию такому - даже удовольствие испытывает от него, мазохистское, слушает радостно, как трещат ребра, чувствует, как немеют колени, сводит пальцы на ногах, как дыхание прерывается-сбивается, свистит, одышка появляется. Чувствует Мадлен порой прилив сил, открывается второе дыхание у нее. Выступают тогда из спины крылья, тонкие, хилые немного, затекшие от долгого “нелета”, ловят, подстраиваются под потоки времени - быстрее ветра несется Мадлен, но редки такие мгновения.
Мадлен нынешняя и Мадлен, в лабиринт вошедшая, - две разные Мадлен. Раньше носила дочь графа Аркана длинные и не очень платья из линфейского хлопка высочайшего качества, теперь грудь ее стянута полоской из шкуры убитого животного, такая же, но побольше чуть, закрывает то, что мужчинам видеть не положено. Раньше фея гордилась своими длинными белокурыми волосами, по спине струящимися, словно шелк гладкими. Теперь безжалостно корнает Мадлен по плечи их, а то и выше еще, острым ножом, который точит девушка всегда и постоянно. Нож - оружие ее единственное, с трудом добытое. Раньше кожа у девушки была изнеженной, тонкой, а теперь загрубела, покрылась порезами-синяками-ранами, покрывается постоянно, загорает, оливкового оттенка становится. Мадлен бежит, сжимает в руках нож. Поточить бы его, в окно-портал какое сойти, в мире каком очутиться, прохладной воды из ручья напиться, мясом свежим подкрепиться и дальше в путь-дорогу пуститься.
Кристальный лабиринт - место, где не отличишь иллюзию и реальность, где настоящее, прошлое и будущее сплетаются в единый узел, нет там различий, нет делений-отрезков. Ведет Кристальный и в миры параллельные, и в миры, фантазией человеческой созданные, и в альтернативные реальности. И Мадлен, уставая бежать порой, сворачивает, сходит с бесконечного пути-дорожки, заглядывает в окна-порталы, купается в ледяных ручьях, срывает изумрудные листья с причудливых деревьев, впитывает силу странных, иных солнц. Мадлен - фея света, но что есть магия в Кристальном - ничто, насмешка козявки над гигантом слоном. И солнца не такие здесь, странные, чуждые. Прикасается к ним Мадлен и не может войти в тесный контакт, жалкие крохи лишь получая. Не достает ей солярийского света-тепла. Редко пользуется магией девушка, но всегда наготове, всегда готова трансформироваться. И не то чтобы дикие звери и ночные твари иных миров, фантазией порожденных или творцом невидимым созданных, ее пугают. Иных созданий чурается, не желает встретить Мадлен. Не одна она разгуливает в лабиринте.
Мадлен иногда встречала их, других людей. К счастью или к печали, но все они были мертвы. В неожиданных местах натыкалась на них Мадлен. Пройдет за очередной поворот и наткнется на ветхий скелет, неловко прикрытый лоскутами одежды, тлеющей, рассыпающейся от одного прикосновения. Чертят, царапают что-то на полу скелеты, пытаясь передать таким же несчастным свои предсмертные послания, но изменчив лабиринт, дрожит-колеблется, не останется на нем букв и знаков - все сотрет, скроет. Однажды, правда, Мадлен наткнулась на “свежачок” - труп женщины был еще теплым. Тогда девушка корила себя за то, что не успела, опоздала. Возможно, у нее была бы тогда спутница. Сейчас Мадлен рада этому. Она вообще многое в жизни пересмотрела. Изменилась Мадлен, но не отступилась от своей цели - должна спасти она короля Радиуса, любой ценой спасти.
Мадлен и на живых людей натыкалась. Увидела как-то раз за поворотом фигуру движущуюся, обезумела вся, кинулась вперед, закричала, поскальзываясь на гладком полу. Но догнала все же.
- Ба, живая! Чего встала? Пошли, у нас не так много времени! - вот так поприветствовал парень Мадлен, когда она, опьяненная радостью встречи, подбежала к нему и чуть не кинулась в объятия. Опешила Мадлен, но не стала ничего говорить. Мало ли, какие причуды у человека, может, много времени он уж провел в лабиринте.
Клаус, как звали парня, был с Зенита и набор привычек имел тот же, зенитовский. Зачем-то порой долго стучал по стене, мерил пол шагами, орал, слушая звук эха, высчитывал что-то, объяснял Мадлен, что она ничего не понимает в этой жизни и что он пытается спасти их. Клаус порой безумно вращал глазами, корчил рожи, вдруг начинал хохотать, словно нашел нечто на удивление смешное, а то вдруг хмурился, насупливая брови. С Мадлен парень не разговаривал почти, да и она была только рада этому. Именно Клаус приучил сходить девушку с пути и входить в двери-порталы, хотя поначалу Мадлен противилась, доказывала яростно, что должна исполнить она долг перед своим монархом, сообщить, предупредить о покушении.
- Мать, никуда не денется твой король. А мы подкрепиться, выспаться должны. Лучше сойти. Не только люди ведь в лабиринте бродят, - отвечал Клаус.
Кто еще в лабиринте шастает, Мадлен не спрашивала, догадывалась, кажется.
Когда свернули они в первый раз, дрожала Мадлен, ворочаясь на мягкой траве и смотря на лиловое небо, звездами не усыпанное. Слушала, как где-то вдали кукарекали-выли хищники, Дракона молила, чтоб не растерзали их твари, морщилась от еле слышного похрапывания Клауса: вялого, с присвистом. Корила себя за то, что утеряла так много драгоценного времени, но привыкла потом, смирилась и признала справедливость таких схождений: не чувствует организм холода, голода, усталости, но требуется ему подпитка, требуется отдых, иначе - смерть. Возможно - Мадлен достоверно не проверяла. Так сказал Клаус, и она предпочитала слушать его. Клаус часто говорил дельные вещи, хотя и чудил много.
Например, всегда носил с собой старый, пыльный, болотного цвета рюкзак, в котором бережно хранил… Сковородку, полную бутыль подсолнечного масла и нож - верный острый нож, который был для Клауса как зеница ока.
- Без ножа прям сейчас ложиться и умирать. Бхаха! - смеялся Клаус. - Нож потеряешь - никем станешь, - впрочем, он никогда не давал оружие свое Мадлен.