- Сотни тысяч… И миллионы.
- Именно. Вы были с самого зарождения мира, - усмехается кардинал. - Вы Древние, а я… Такой же? Или нет? Меня создал не Дракон, а его Аватара. Я не понимаю, кто я. И что будет дальше. Но мне нравится жить и существовать. Наблюдая за вами, я видел, какие отношения складываются между превращениями. Каждый заперт в своем осознании мира, но все же у вас есть своего рода… Взаимодействие. Чармикс и Глумикс - такие разные, но не разлей вода. У остальных тоже есть свои… Вряд ли я могу применить сюда определение “друзья”, но что-то вроде того.
- А ты хочешь заключить союз со мной? - Сиреникс понимает, к чему клонит огненный.
- С тобой не заключишь союз, если ты того не захочешь, - Блумикс слегка потряхивает головой. - Я захожу-завожу с другого.
Сиреникс обдумывает слова кардинала, когда тот вдруг задумчиво смотрит между мирами и говорит:
- Сейчас убивают четвертого, - и вот тогда змей над предложением огненного долго не сидит.
Они просеиваются меж мирами и складками реальности: змей в истинном обличии и кардинал в человеческом. “Мне такое ближе”, - говорит. Сиреникс не спорит. Дело кардинала.
Они возникают у рыжего озера с рыжим песком и рыжей водой: в ней отражается солнце. Рядом с озером немного деревьев: темно-зеленых и старых, с шоколадными стволами и черной землей под ними. А за деревьями поля с перепрелыми луговыми травами. Пожухлыми, острыми, с длинными стеблями и погнувшимися колосками. Августовские травы. Печальные травы.
Блумикс и Сиреникс ложатся за небольшим пригорком, который подточила озерная вода. Мокрый песок да ракушки-перловки под ним. И оттуда трансформации лицезрят убийцу.
Он ходит между мирами, проплывая даже за гранями. Он здесь и не здесь. Столь огромный, что змей и кардинал кажутся личинками, и полупрозрачный. Вот-вот растает в вечернем воздухе. Черный сом плывет, подминая под себя деревья, но не ломает их, ибо призрак, фантом, нереальный. Свисают печально черные усы, волочась по песчаному пляжу.
У него нет никаких эмоций: только давящая пустота. Сом плывет, не замечая ничего вокруг, и накрывает собой две трансформации.
- Мы не умрем. Он идет не за нами. Он словно… Рассчитан на убийства определенных превращений. Мы не входим в список потенциальных жертв. Не спрашивай, откуда я знаю. Просто чувствую, - шепчет Блумикс. А Сиреникс не спорит, потому что огненному верит. Знает: тому врать не нужно.
Но страх все же есть. Если все века знаешь, что ничто не способно тебя убить, но вдруг это знание рушится, страх - самое малое из того, что может испытывать существо. Иные и вовсе с ума сходят.
Блумикс спокоен, словно знает, что произойдет сейчас. Сиреникс думает, что, возможно, огненный был и при первых трех убийствах. Бояться надо кардинала, ибо закардиналит до смерти.
Они наблюдают, как сом склоняется над лесом, и слышат жалобный стон. Из-за деревьев выбегает Зевраникс - черно-белая зебра. Но сом уже наклоняет огромную влажную пасть и гладит зебру усами. Сиреникс видит, что из ноздрей Зевраникса выходит зеленый гной. А сом гладит и ест его задницу. Зевраникс стонет, пытаясь выбраться. Но сом своей сутью вытягивает бессмертную жизнь.
Они наблюдают, как сом дожевывает невидимыми челюстями мясо и растворяется в воздухе. А Зевраникс с безумным смехом и со слезами на глазах на двух ногах (ибо задних уже нет) скачет прочь к Бескрайнему.
- Всего семь убийств. Осталось еще три. Энчантикс знает, что здесь творится. Я вижу таким зрением, каким даже ты не видишь. Так даже пресветлый не видит.
- И что же ты предлагаешь? - спрашивает змей.
- А что можно сделать? Энчантикс не скажет. И Мификс.
- Ты тоже не скажешь. И я, - кивает Сиреникс. Все ждут ответов. Но не готовы давать их сами. Все трансформации одинаковы.
***
Он приходит в то время, когда закат вершится на Домино. Змей лежит, свернувшись кольцом на камне, и смотрит на волны, заходящие друг в друга.
Сиреникс знает, что пресветлый придет в это время. А Энчантикс знает, что змей осведомлен об этом. Вот такой секрет, который и не секрет вовсе.
Пресветлый опускается на берег, и вновь исходит от него много света. Змей поднимает свой взгляд и с шипением пресмыкается.
- Где твой Дракон, пресветлый?
Энчантикс вздыхает:
- Мне нужна помощь, змей.
Сиреникс не мигает.
- Кто еще именно?
- Я не знаю, - отвечает Энчантикс. Он как-то даже понур в свете безысходного солнца Бескрайнего.
- Тогда где Дракон, пресветлый? Неужели он позволяет? - в голосе змея - издевка и яд.
- Послушай… Я знаю, ты Его презираешь, - вздыхает благословенный. Вздыхает так, будто отчаянно желает изменить отношение возроптавшего к Создателю.
- Мне есть, за что его презирать, - шарахнулся бы другой на месте Энчантикса - черными, бездонными блюдцами взирает на него змей. Сова ведает: он не забыл. Сова ведает: если будут на Страшном суде призывать змея к ответу, то сам он встанет и будет судить Создателя. И страха в глазах змея не будет, только жесткое обвинение.
Страшен Сиреникс в такие минуты, страшен даже пресветлому. Силен тот, у кого есть своя абсолютная правда.
- Я согласен, то, что Он делал, не всегда было правильным. Но все же Он был мудр.
- Мудр? - Сиреникс смотрит с лукавым интересом на пресветлого. - Мудрость есть создание мира по желанию своего хвоста? Всю жизнь я полагал, что мудростью зовется другое.
- Он не делал этого по желанию своего хвоста. Ты не знаешь, - Энчантикс раздражен, даже зол. Ведь змей в своей обиде заходит слишком далеко. За такие слова раньше сжигали заживо.
- Тогда почему Он это делал? Или это…
- То, что знать тебе не положено! И никому. Он был Создателем, Он не оправдывается за свои поступки. Ты видишь свое и за свое судишь. Впрочем… - Энчантикс странно вздыхает и собирается с мыслями. Сиреникс подается вперед, как и Блумикс сегодня. Он знает, что сова доверит ему кое-что важное. Тайну. - Его нет сейчас. Я открою тебе. Время уже пришло. Ты не один от Него пострадал.
Сиреникс внимает. Сиреникс вообще удобно устроился, чтобы слушать.
- Он всегда хотел, чтобы именно люди населяли мир. Мы были почвой и полигоном. Полем, по которому можно плугом проложить борозды. Рекой, через которую можно построить мост. Мы были первой попыткой и тем, что станет основой. Мы первоначально были созданы для уничтожения.
Молчит Сиреникс. Молчит, потому что серый пепел оседает внутри. И не очистит его никакая соль.
- И зная это, Он позволил любовь? - вопрос, ответ на который знает только Дракон.
- Я не ведаю, почему так, - ответ того, который хоть что-то знает о Драконе. - Хочешь знать, кем был я? - Сиреникс кивает. Личность пресветлого вообще скрыта за семью замками. - Я был самым первым из тех, кого Он создал. Самым первым Древним, - на змея это не производит никакого впечатления, - и его полигоном. Он испытывал на мне… Все свои идеи. Знаешь, почему вокруг меня так много света?
- Все знают, что настолько велика твоя мудрость, - отвечает змей.
- Так все думают. И я хочу, чтобы так думали, - в голосе Энчантикса вдруг слышится горечь, ему не свойственная. Сиреникс напрягается. - Но за светом Дракон скрыл то, что вышло в результате Его экспериментов. Он менял меня столь много раз, сколько не рождалось Древних. И каждое изменение оставляло во мне новые шрамы. Меня столько раз опаляло Его пламя… На мне Он создавал человека.
- Так вот почему человеческая фигура, - понимает Сиреникс.
- Да. Он пытался сделать то, что витало в его мыслях. Но получилось далеко не с первого раза, - кивает Энчантикс. Он садится на песок и приглушает свет, давая Сирениксу возможность считать его.
А змей и рад залезть внутрь: найти больное, надавить-загадить. Такая уж у него натура. Свет все еще освещает благословенного, но Сиреникс уже видит обезображенную кожу. Ожог на гнойнике, гнойник на шраме и шрам на ожоге. От Энчантикса не несет гнилью или больным запахом. Энчантикса уже так растерзал Дракон, что на нем не осталось живого места. Розовое мясо на бледной коже. И душа разорвана. По-звериному, зубами и когтями. В нее вгрызались, ее рвали, а затем наспех сращивали и снова рвали. Перетянуты жгуты, завязаны узлы, и непонятно только, как Энчантикс еще живой. Энчантикс - вечный урод.