Любой, кому удалось наполнить блестками весь дом, определенно заслуживал моего уважения. Кровь, конечно, была бы лучше, но, думаю, я бы довольствовалась блестками.
— Ой, папочка! — Лола вскрикнула, а затем швырнула в меня что-то. Я не словил это, так как мне нельзя было двигаться (приказ моей невесты), но Флора словила. — Я взяла это у охранника.
Я взял у Флоры бумажник, секунду смотрел на него, затем снова посмотрел на дочь и одобрительно кивнул ей.
— Кошелек. Обычный.
— Нет, загляни внутрь!
Я открыл бумажник, заглянул внутрь и обнаружил там палец. Настоящий человеческий палец. Мои глаза снова обратились к Лоле, ожидая объяснений. Я не впервые видел отрезанную часть тела, но почему моя шестилетняя дочь отрезала палец случайному человеку?
— Лола подслушала, как тот парень…
— Я хочу сказать, — прервала она, затем встала на стул. Арес удерживал ее на месте, чтобы она не упала. — Он разговаривал по телефону и сказал, что застрелит Флору, если она попытается причинить вред этому хромому парню Крису. Поэтому вместо этого я застрелила его. В голову, папочка, как ты меня научил.
— Однако я отрезал ему палец, — добавил Арес. — Лола не смогла разрезать кость, поэтому попросила меня сделать это.
Это была моя девочка, нам просто нужно было когда-нибудь поработать над ее силой, но она была еще молода.
— Сувениры, возможно, мне тоже стоит их хранить.
ГЛАВА 57
Наконец-то свободны
«Жизнь — это не то, что ты делаешь, а то, с кем ты это делаешь» — nobody else by LANY
Кай Оклер
Уложив Лолу спать, я собирался лечь спать сам, но, проходя мимо спальни Ареса, увидел, как он сидит на своей кровати и смотрит в пол, у меня не было другого выбора, кроме как изменить свои планы.
Я постучал в его дверь, хотя она уже была открыта.
— Могу ли я войти?
Он поднял глаза, покрасневшие от слез.
— Конечно.
Я закрыл дверь после входа, чтобы уединиться, а также чтобы еще немного задержаться. С чего мне было начать говорить?
Когда я сел рядом с братом, мышцы моего живота сжались, и меня пронзило щипком. В последний раз такая болезненная рана у меня была, наверное, лет в двадцать.
— Разве это плохо, что я думаю, что ты заслуживаешь боли? — Арес говорил тихо, смутившись, если я не ошибаюсь.
— Нет, наверное, так и есть.
Мой взгляд упал на фотографию в руках брата, и я даже улыбнулся ей. Это была очень старая фотография Итана, Ареса и меня, сделанная через неделю после рождения Ареса. Мы сидели на диване, держа Ареса на руках. Итан выглядел как самый гордый старший брат на свете, а я не знал, что делать с таким крошечным созданием, как Арес. Я имею в виду, да ладно, мне было двенадцать. Двенадцать лет, и я пытаюсь не закричать от невыносимой боли, которую испытывал, когда была сделана эта фотография.
— Я не думаю, что когда-либо видел, чтобы ты не хмурился до того, как появилась Флора, — сказал он.
Прежде чем я ответил, я глубоко вздохнул.
— Я не хмурился на тебя. Мне было больно. — Я указал на маленькое красное пятно на синей рубашке, которую я носил. — Это кровь, а не томатный соус. — Это было чудо, что камеры того времени смогли это запечатлеть.
Арес оторвался от фотографии и теперь смотрит на меня.
— Почему она так поступила с тобой?
— Не знаю, — честно ответил я. — Она начала однажды, и после этого каждый раз, когда у нее было плохое настроение, она вымещала это на мне. Не могу понять, почему она это сделала, но, думаю, я просто был не в том месте и не в то время, когда она это начала. Хотя я рад, что это был не Итан, он бы этого не пережил.
Он кивнул сам себе.
— Знаешь, почему Джули убила Итана? Типа, настоящая причина, а не просто предположение?
Я закрыл глаза, пытаясь остановить всплывание воспоминаний, но это не сработало.
— Я не уверен, то ли это было для того, чтобы предупредить меня, то ли это должно было быть ударом, но… В том году, прежде чем она убила Итана и Лидию, я работал с некоторыми людьми, пытаясь найти ее. Я узнал, что она уехала из Порт-Картье вскоре после нашего отъезда. Джули убегала от полицейских, потому что они узнали, что она убила папу. Я не мог поверить, что они не смогли ее найти, поэтому взял на себя задачу сделать это, а затем передать ее властям. Чего я не осознавал, так это того, что к тому времени, как я нашел ее, она попала в какую-то банду, и, наверное, я был неряшлив, потому что оставил следы своего присутствия. Я нанимал людей для помощи мне, не проверяя предварительно их записи и не зная, действительно ли они созданы для той работы, которую я от них хотел. Итак, они нашли меня. Так что нет, я не знаю настоящей причины, по которой она это сделала, могу только предполагать.
Мои глаза были устремлены в пол, и я не мог смотреть на Ареса.
— Все, что я хотел, это добиться справедливости за то, что она сделала с тобой и Итаном. Что она сделала с папой, когда он узнал, что она делает со мной. Однако все мои усилия убили только двух людей, которые действительно не заслуживали смерти.
Его голова склонилась мне на плечо.
— Ты хотел справедливости не для себя?
Моя голова тряслась.
— Я не заботился о себе. Ты этого не помнишь, но она морила тебя голодом. Ну, и нас, но ты был таким маленьким. Мы с Итаном к этому привыкли, и мы тогда были старше, знали, как со всем этим справиться, но ты… ты мог плакать всю ночь, а она даже не утешала тебя. Тебя так же никому не разрешалось проверить. Она пренебрегала тобой, иногда даже несколько дней не меняла тебе подгузники. Ты был еще ребенком, и если бы я не прогулял школу, чтобы позаботиться о тебе, пока Джули ушла на работу, ты бы умер. Определенно из-за плохой гигиены и голодания. Меня не волновало, что она побьет меня за это или что она снова порежет меня, потому что я беспокоился о тебе.
Хотя я не смотрел на брата, я знал, что по его лицу катятся слезы. Я чувствовала это немного на своем плече, но не собирался просить его пошевелиться или перестать плакать. Он гораздо лучше разбирался во всех этих чувствах, чем я, и кто я такой, чтобы говорить ему, что он не может чувствовать то, что чувствует?
— А папа? — спросил Арес, его голос был напряжен от печали. — Он никогда ничего не делал?
— Он не знал, — ответил я. — Он часто отсутствовал, и когда он был дома, Джули становилась идеальной матерью. Внезапно она заботилась о нас, кормила, разрешила принять душ, поиграть. И я ничего не мог сказать, потому что она никогда не оставляла меня наедине с папой. Я слишком боялся, что она сделает что-нибудь плохое Итану, а ты бы сказал что-то в ее присутствии.
В груди меня ощущала незнакомая тяжесть. Это было странно.
— Тогда почему ты не сбежал раньше?
Мои губы сжались, когда я думал о его вопросе. Я задавал себе то же самое уже долгое время, какое только можно себе представить. Не то чтобы я собирался сбежать, да и денег на это не потребовалось.
Если бы я мог сделать это в шестнадцать лет, я знал, что смог бы сделать это и в двенадцать.
Я пожал плечами.
— Думаю, у меня все еще была некоторая надежда, что она придет в себя. Или, может быть, я знал, что Итан не пойдет со мной в более молодом возрасте. Возможно, я боялся, что не смогу позаботиться о новорожденном, и не собирался оставлять тебя там. Я помню, как много думал о том, чтобы сбежать, но, честно говоря, не знаю, почему я не сделал этого, пока ситуация не стала в миллион раз хуже.
Арес некоторое время молчал. Мы сидели на его кровати, его голова все еще лежала на моем плече, и долгое время не произносили ни слова.
Я никогда раньше не сидел с ним в таком тяжелом молчании, по крайней мере, столько времени. Хотя это было странно, это также принесло облегчение.
Арес имел полное право расстраиваться из-за моей нечестности, но он предпочел промолчать. Хотя не уверен, что лучше молчать, чем расстраиваться.