Деревенская сплетница Марфа Захаровна по прозвищу Немощь открыла всем, что Охотница знает от погибшего Бахома некое слово, на которое идет лесной зверь. И по этой причине, мол, между лесом и Охотницей есть уговор, что ей всегда будет легкая добыча. Немощь рассказывала, что, когда она ходила за грибами, ей было видение, как два лисовина гонят по открытой поляне зайца, а в конце поляны стоит Охотница и спокойно заряжает ружье.
Как-то Охотница в сумерках пошла к старухе Маречке, неся в рукаве кусок вареной лосятины, зная, что та давно уже не топит печи. На земле была жидкая грязь и снежная каша; деревня, забытая богом и начальством, рано готовилась спать, подслеповато мигая тусклыми огнями керосиновых коптилок за мокрыми окнами.
Уцелевшие на войне мужики, едва возмужавшие подростки и старики, могущие держать топор в руке, сбились в плотничьи артели и разъехались кто куда в отход, в деревне остались одни бабы. Как и в голодную старину, округа все свои надежды связывала с отхожими промыслами, лишь топор да пила на стороне могли обеспечить деревню средствами существования, и семьи терпеливо ждали скорого возвращения своих кормильцев. Но таким, как Охотница или Маречка, некого было ждать, и потому не было предела изумлению Охотницы, когда на полусгнившем крыльце Маречкиной избенки увидела она чужого, совершенно ей незнакомого человека. При неясном остатке дневного света рот, брови его были черными, как вымазанные сажей, и светилось бледное пятно лица, блестели глаза.
— Здравствуйте, — первым поздоровался он.
— Здорово, — ответила она, проходя мимо, перешагивая через две проваленные ступеньки.
Старуха одичало таращилась на нее с холодной печи, накрывшись с головою каким-то черным тряпьем, равнодушно покосилась на положенный перед нею Охотницей кусок теплого мяса и в ответ на все вопросы лишь протяжно охала, крестилась да что-то бездумное выкрикивала. Махнув на нее рукою, Охотница вышла вон и снова прошла мимо человека.
Неизвестно, кто, откуда был гость заброшенной Маречки. Позднее, когда стало посуше, и выткалась по дерну свежая трава, и все, кто мог достать на семена, сажали картошку, этот Маречкин гость вылез на бугор у посадки и, установив раздвижной треножник, закрепил на нем планшетку с бумагою. Таким образом стало известно про тщедушного пришельца, что он был художником. Но никто так и не узнал, откуда он вдруг свалился. Тихо жил он у старухи, занимался на поле и в лесу своим рисованием, медленно, сутулясь, проходил по улице.
Охотница как-то вышла из леса с тетеревом за поясом, с ружьем на плече и возле моста увидела художника за работой. Сидя на раскладном стульчике, он тыкал в бумагу кистью, щурил глаза и подолгу пристально всматривался в пустое болото, залитое серой тусклой водой. Позади него была длинная яма, откуда брали песок. Охотница пошла через этот ров, чтобы не помешать ему. Она спустилась в яму, и снизу вверх взглянула на то, что он делает, и увидела на листе бумаги такую отчетливую живую воду, что даже бездумно подивилась, почему она не прольется оттуда. Стоя в яме по пояс, Охотница топталась на месте как медведица, и ее лицо стало наливаться жаром, в висках стучало, но тут же опомнилась баба и стала выбираться из рва.
И ей ясно вспомнилось, что такое внезапное волнение испытала она очень давно, когда была совсем маленькой и вместе с отцом, матерью ездила из Тумы во Владимир, где жили родные. Она сидела на нижней вагонной полке и грызла мятный пряник, когда мимо провели девочку с огромной куклой в руке. У этой куклы были настоящие волосы, белые, туго завитые в кудри и перехваченные голубой ленточкой. Невиданная игрушка, столь похожая на человека, так поразила деревенскую девчонку, что она внезапно покраснела, бурно задышала, надулась, бросила на пол надкусанный пряник и принялась теребить мать за платье. Та бездумно отстранила дочь, о чем-то беседуя с соседкой. И тогда девочка, впадая в неистовство, пнула мать по коленке. Мать охнула, и тут же, словно хлещущая ветвь, узловатая материнская рука треснула по дочернему затылку. Девочка закатилась на весь вагон… Почему, спрашивается? Да не от боли, затрещина была невелика, бывали и покрепче. И не от зависти, что пробежавшая мимо девочка навсегда унесла с собою недоступную игрушку, нет, зависти она еще не знала. Маленькой Дусе, совершенно несчастной в тот час, невдомек было, что же с ней произошло (впрочем, как и взрослой огромной бабе, какою она стала). Почему-то Охотница испытала бурю на сердце, увидев, как под руками человека заново рождается знакомое с детства болото, правда чудесным образом уменьшенное на бумаге в тысячу раз…