– Горина, Оксион, Янголь, – повторил фамилии девушек ведущий.
– Полегче на поворотах! Савчук – тоже шесть букв, – нашлась Арина Полушкина, готовая отстаивать своих моделей до последнего.
Кто-то из зрителей истерически хохотнул, у кого-то вырвалась нецензурная брань. Ведущий «Взрослого шоу» подскочил к выгородке со щитом, где было закрыто слово, но охранник, стоявший у табло, не подпустил резвого Влада. А Вера вновь взяла ситуацию под контроль и произнесла в микрофон почти буднично:
– Мы откроем фамилию убийцы. Но сначала мы попробуем ответить на вопрос: почему?
Зал, казалось, состоял из одного затаившего дыхание организма. Маленькая женщина стояла у сцены, все смотрели на нее и могли сейчас по ее приказу сделать что угодно – как бандерлоги, загипнотизированные Каа. Из-за своей загородки-кабинета вышел Голембо и, сложив руки на груди, слушал каждое слово.
– Думаете, виновата алчность? Деньги или их эквивалент: машина, призы, путешествия? Ничего подобного, все дело в ревности. Древнейший человеческий мотив. Разве можно простить, что тебя предпочли другим? Не важно, к кому ревновать – к работе, к людям, к успеху. Важно, что она не дает жить, дышать. Ей нужен выход.
– Ревность не болезнь, – негромко проговорил Голембо, но его услышали все. – И никто не мог ревновать меня, нет таких людей.
– Вы правильно догадались, что преступления направлены именно против вас, – сказала Вера. – А ревность действительно не болезнь – она невыносимая душевная боль, и к ревнующему надлежит отнестись со всеми предосторожностями, принимаемыми по отношению к душевнобольным. Хотя психика может быть совершенно здоровой. С ревностью, да будет вам известно, шутки плохи. Основа ее – комплекс ущербности, неполноценности физической, интеллектуальной. Всякой. И низкая самооценка… А теперь откройте фамилию убийцы!
Не успел медлительный охранник обернуться к табло, как сдерживающая пружина лопнула, зрители и съемочная группа повскакивали со своих мест, раздались крики «Давай быстрей!», «Ты что, заснул, парень?!» Но тут к нему подбежала директор-администратор Жанна Клюева. Она замолотила сжатыми крепкими кулачками по широким плечам секьюрити:
– Не сметь! Не сметь открывать мою фамилию!!!
Все смолкло. На Клюеву смотрели десятки глаз, словно люди вспоминали свои представления об убийце. И не верили. В ней все было среднее: росточек – средний, костюмчик серенького цвета тоже средний, гладкая стрижечка, волосок к волоску, – совсем средняя, глазки за круглыми стеклышками – словно упрятанные в футляр. Сомнение отразилось на лицах зрителей, и Жанну будто ударили. Она вздрогнула и развернулась к залу.
– Не верите? Напрасно вы мне не верите. Это ты, ты во всем виноват! Мы же с тобой вместе… Я была твоей правой рукой, верной помощницей! Кто горбатил на твой бизнес?! Я!!! Я была для тебя секретарем, бухгалтером, поваром, менеджером, нянькой, любовницей – всем! А ты? Ты поднимался, как на реактивной тяге, и все время оставлял меня за собой. Где-то в хвосте твоего дела, твоего успеха. Тебя же ничто не интересует, кроме твоего бизнеса!!! Ты даже конкурс этот гребаный придумал, чтобы доказать всему городу, как важны мозги. Такая шикарная идея! Женщине тоже нужно думать, соображать! Не можешь ответить? Раздевайся. Не вспомнила «Средство для принятия ванн египетской царицы, любовницы Цезаря» – снимай тряпки, оставайся голенькая перед всем миром!!!
– Уведите ее, – прозвучал внезапно голос хозяина.
Охранник наконец открыл табло, оно оказалось пустым, но никто этого не заметил. Только Жанна, которую взяли под локти, посмотрела в изумлении на табло, потом на Веру – ненавидящим взглядом раненой пантеры.
К Вере подошел Голембо и предложил отвезти ее домой. Когда они вышли наружу, Лидия тоже выскочила из ночного клуба, ей хотелось быть в курсе всех событий. Стояло раннее осеннее утро. Щебетали птицы. Внутри широкого черного ленд-ровера, напомнившего Вере карету, Вячеслав поднял на Веру глаза с темными мешками под ними, показавшиеся Вере на одну секунду беспомощными, но через мгновение беспомощность растаяла, и он сказал:
– Вы очень устали, догадываюсь. Но я не успокоюсь до тех пор, пока не узнаю: как вы додумались? Расскажите, пока доедем.
– Верочка! Ну пожалуйста! Иначе у нас случится нервное расстройство от любопытства, – умоляюще сложила руки Лида, удобно примостившаяся рядом с ней на заднем сиденье.
Женщина назвала водителю свой адрес и, когда машина мягко тронулась, стала неторопливо рассказывать.
– Мы с Лидушей еще в начале съемок услышали, что две участницы шоу выведены из строя. Одна чем-то отравилась и не выходит из туалета. У другой жуткая аллергия на грим, лицо опухло, и она тоже не сможет сниматься. А третья выбыла, потому что ей сообщили о том, что якобы родители попали в автокатастрофу. Об этом говорили девушки-модели за соседним столиком. Мне сразу не понравилось услышанное. А когда с Машей Карпенко случилось несчастье, я поняла, что это не совпадения, а продуманная цепочка поступков. Потом мне нужно было собрать свои впечатления. Какая реакция на происшедшее была у тех, кто имел отношение к событиям? Я стала разговаривать с людьми.
– Я догадалась, что ты не просто так беседуешь со всеми, кто имел отношение к шоу. Но я, честно говоря, подозревала Сороку, – поделилась мыслями Завьялова.
– Потому что он нетрадиционной ориентации? – усмехнулась Вера. – Видишь ли, режиссер, конечно, не ангел. Но ваш Глеб не играл расстройство и сочувствие, а по-настоящему был опечален. Перечисляя все случившееся, он воспринимал несчастья девушек-моделей как поломку полезного инструмента для своей телевизионной работы. Проблемы участниц шоу его не волновали, жалел он себя и только себя. И было отчего: ведь «Взрослое шоу» пользуется огромной популярностью. Рекламодатели охотно платят, чтоб их рекламный ролик поставили в блок именно этой программы. Это кормит канал и участников проекта. А теперь они могли остаться без куска хлеба с маслом и икрой. Одно дело хороший скандал для поднятия рейтинга, и совсем другое – преступление, когда милиция не даст работать, да и конкуренты, уже не говоря о руководстве канала. Я права?
– Вы формулируете, словно профессиональный маркетолог, – обернулся с переднего сиденья Голембо. – А что, нынче доктора изучают бизнес-стратегии? – В его глазах мелькнули ироничные искорки.
– Лучше спросите, почему я и вас перестала подозревать.
– Ничего себе! – озадаченно поднял брови бизнесмен. – Я был в числе предполагаемых злодеев? Забавно!
– Вы – делатель, – спокойно продолжала Вера. – Вам, в принципе, чуждо разрушение, и вы страдаете, когда построенное вами рушится. Поэтому вы не годитесь в злодеи. Мне так кажется, во всяком случае. Пока что…
Голембо вспомнил об Алисе и затеянном ею расследовании и помрачнел.
– Во дает! – выдохнула восторженная Лида. – Вера, ты просто чудо какое-то! Дальше, пожалуйста, говори дальше!
– Следующим человеком, который мог иметь мотив для преступлений, был Владлен Савчук. Но дело в том, что он не просто работал ведущим, а еще сам себе придумал приработок. Ему так мало платят в театре, а тут такие возможности… Словом, он пристроился букмекером и жокеем на собственной программе.
– То есть как? – удивился Голембо, который за последние полчаса удивлялся больше, чем за несколько предыдущих лет.
– Ну, он брал на рынке продукты или деньги у торговцев за то, что разденет именно ту девушку, на которую горячие южные ребята спорили.
В салоне на несколько секунд повисла тишина, даже водительский затылок побагровел от напряжения. Но Вера будто не заметила этого и продолжала:
– В общем, для Влада шоу было очень важным источником существования, это раз. И потом, он бабник – это два. Он, как пионер, «всегда готов» с каждой переспать, но не вредить программе и тем более не убивать.
– Но остаются еще сами участницы. И Арина? – Завьялова вопросительно смотрела на свою приятельницу.
– Девочки и Арина отпали сразу же. Как бы вам поточнее объяснить… Она их мамка, настоятельница такого не очень святого монастыря. Полушкина сама не так давно была моделью, все про этот бизнес знает. Ее девочки – это и бизнес, и семья. А они между собой как сестры в многодетной семье. Конечно, там и ссоры, и склоки, и зависть, и тряпки или цацки могут друг у дружки замотать, но по-крупному подставить не могут. Тем более убить!