Накрыв целую поляну, вернее всю лавочку на двоих, я осознал, что Жору ждать бесполезно. Сначала я выпил свою рюмку коньяка, потом рюмку, налитую для Жоры. И приступил к трапезе. Приподняв за ручку край кастрюли, я наложил себе гречки. Сковорода медленно теряла накопленное тепло, и крупа получилась нужной температуры и консистенции, вобрав в себя весь аромат топлёного масла. Ел я за двоих, и пил из двух рюмок. Получалось легко – без тоста и повода. Когда достиг стадии эйфории, решил навестить женщину на колёсах. Но лень и чувство сытости меня переубедили. В стадии ожидания прихода снов, я очнулся. За моей спиной и чуть сбоку восходила огромная луна. Ветви деревьев, скамья и я сам отбрасывали вперёд длинные несуразные тени. И среди наших теней в лунном свете висел звук. В деревне пели. Сначала один звонкий голос резал тишину, потом второй, более плотный подхватывал, потом третий заполнял промежутки, затем хор вытеснял всю пустоту. Звук и лунный свет образовывали единое пространство. Дрожание голоса вызывало колебание света. Усиление света уплотняло звук. Слова нельзя было разобрать, и мелодии были незнакомые. Но это не было ангельским пением, душевное человеческое тепло заполняло душу.
Кайф обломала острая костлявая тень, пересекающая поляну. Я с усилием вглядывался вперёд, пытаясь разглядеть, и не понимая, что объект где-то сзади и сбоку, а я лицезрю только проекцию. Но что-то знакомое угадывалось в этой угловатой фигуре. «Э-ээ, брат, это жулики», – почти услышал я над ухом голос Карлсона, и моя душа ушла в пятки. Душа у меня большая, но трусливая. В пятках она не уместилась и решила совсем покинуть тело. Последним усилием чего не знаю сам я взвизгнул, как можно мужественнее: «Стой! Сейчас нож кину». Мультяшная фигура споткнулась на полном ходу, тень развалилась. Сбоку раздался знакомый смех. Так язвительно хохотать мог только Кукушкин. И я обиделся.
– Вольдемар, ты что ли? – с издёвкой крикнул я. Смех тут же перешёл в бульканье и затих.
– Откуда узнал? – шипящим голосом спросил Кукушкин, приближаясь. – Электрощит проболтался?
– Он теперь не Электрощит, он теперь Жора, – миролюбиво сказал я, улыбаясь в темноту.
– Может он, конечно, и Жора, – согласился Кукушкин, – Я его личного дела не читал. А вот он, гадёныш, моё, видимо, видел. Правда, до сих пор держал язык за зубами. И как только тебе удается любого разговорить.
Он задумался.
– Ты преувеличиваешь мои навыки межличностного общения, – сказал я, все же польщённый словами Кукушкина. – Я чужой и здесь почти никого не знаю…
– Как ты сюда попал?! – опомнился я, вспомнив, что Кукушкина и днём-то не заставишь в лес зайти.
– Не мог же я тебя бросить, ты же из-за меня тут пропал?
– Почему из-за тебя? – не понял я.
– Потому что утром ушёл за проводами и сгинул.
– А как ты определил, что я ещё тут? Тебе Таволга сказал?
– Нет, Таволги до сих пор нет.
Видя моё замешательство, Васильич объяснил очень подробно и очень учено, видимо, мстил мне за «навыки межличностного общения».
– Понимаешь, после обеда в деревне была зафиксирована повышенная сексуальная активность среди женского населения. И повышенная напряжённость среди мужиков. Они все как-то сразу заторопились домой. Если первое явление, наблюдается всегда с появлением в деревне свежих людей. То вторая реакция наступает только тогда, когда в деревню спускается Электрощит. Понимаешь?
– Не понимаю. Причём тут я?
– Электрощит – железный человек, – Кукушкин начал немного нервничать. – Он станцию ни за что не бросит. Значит, он кого-то оставил вместо себя. Таволге сейчас некогда, и он уже не раз попадался на этот крючок: «Посиди полчасика, я скоро». А вот ты прекрасный идиот, никуда не торопишься и, видимо, успешно прошёл проверку на шпионство. А в сенях, по- прежнему, темно! Проводов нет, и тебя нет. Вся деревня на ушах. И где же ты, в этих обстоятельствах?
– Так Жорик не придёт? – начал я догадываться.