После прочтения статьи я тут же возненавидел толстожопого онаниста Харитона и решил ни за что не становиться слабаком. Елена уже закрыла класс и повела за собой по лестнице вниз. Поэтому больше я ничего прочитать не успел.
– А давайте, я напишу статью в вашу стенную газету под названием «Лесбиянство как агрессия», – предложил я.
– А давайте, – весело согласилась она, – только название должно быть попроще, более отражающим суть вашей мысли.
Двигаясь в пенном следе запаха Прекрасной Елены я почувствовал себя Формикой Руфой. Только они могут ощущать запах объёмными геометрическими фигурами. Непонятно только, при каких обстоятельствах рыжие лесные муравьи проболтались об этом мирмекологам. Запах Елены имел форму эллипса. Когда я выходил за его границы, я сразу чувствовал, что сбился с курса и стремительно возвращался обратно.
В школьном саду стояло небольшое отдельное строение. Как объяснил Швиндлерман – школьные мастерские для проведения уроков труда. На их обширном крыльце мы и расположились для чаепития. Здесь к нам присоединился Кукушкин. Лицо Васильича сияло гордостью, а на языке висел вопрос: «Ну как тебе?» Он еле сдерживался.
– Андрей, а давайте строителей тоже отнесём к вашему списку великих профессий? – предложил Швиндлерман, явно желая польстить Кукушкину.
– Ни в коем случае! – категорически заявил я. – Каждый мужчина должен построить дом, вырастить сына, посадить дерево или написать книгу. Поэтому мы все должны быть строителями, садовниками, отцами или писателями по умолчанию. Исключение могу сделать только для мостостроителей. Потому что человечество изобрело только три принципиальных вещи: мосты, книги и электричество. Все остальное: автомобили, телевидение и сотовые телефоны можно было и не изобретать.
– А компьютеры? – вмешалась Елена.
– А компьютеры – это и есть продолжение книг, электричества и мостов.
– Однако! – буквально «крякнул» Швиндлерман, что для него было явно не свойственно. – Ну, хорошо. Я понимаю, что мы с вами, каждый, не можем добывать электрическую энергию. Но мостки через ручей мы же можем перебросить?
– Если Вселенский разум даст нам такую возможность, и люди воспользуются нашими мостками – это великая удача! Возможно, на том свете мы спасём свои задницы от раскалённой сковородки, или нам будут даны иные послабления.
– Все! Я сдаюсь, – воскликнула Елена Эрвиновна, обращаясь к Швиндлерману, – я готова отдать ему литературу. Сама буду преподавать географию.
– Может, лучше построим церковь? И Андрей там будет проповедовать о справедливом мироустройстве и спасении души, – ответил Швиндлерман очень угрюмо, ему явно не понравилась моя явно не гибкая система взглядов на успехи человеческого разума.
– Вольдемар Васильевич, мы можем построить церковь? – обратился он к Кукушкину.
– Сначала школа, – ответил Васильич. И по тону его ответа я понял – уж чего-чего, а церковь он явно строить не будет.
Чтобы выйти из зоны нависшего недопонимания, я сменил тему и набросился с критикой на «Главного строителя» Кукушкина. Как можно было отстроить левую и правую часть школы и оставить между ними старую гнилую середину? Причём двухэтажную. Это просто небезопасно. Васильич объяснил, что, конечно, проще было бы построить новую школу на новом месте. Но школа не сарай, и чтобы согласовать подобное строительство, остатка жизни могло бы и не хватить. Поэтому придумали реконструкцию, типа косметический ремонт. Макияж, как выразился Швиндлерман. На самом деле, за три года школа будет отстроена заново, причём на старом фундаменте. А в левом и правом флигеле изначально предусмотрели закладные детали для связи с будущей средней частью. При этом ни копейки с государства, в которое Попадалово давно уже не верит. При обращении к представителям государства c вопросом школу бы просто стёрли с лица земли. Видимо любой муравейник круче нашего государства, потому что муравейник всегда осваивает территории, а наше государство их теряет.