– Вернёмся с рыбалки, будешь менять балку! – грозно заявил он. И мы вышли во двор.
– Васильич, сегодня ты обогатил мой жизненный опыт, – сказал я (и Кукушкин не был удивлён). – Теперь я знаю, как люди убивают друг друга во время распития крепких спиртных напитков мексиканского происхождения. Сначала один выносит мозг, а затем второй выносит ему за это мозги.
Васильич воздержался от комментариев. И мы достигли сарая. Он выдал мне сапоги. Сапоги были специальные: короткие, чуть выше щиколотки и очень тяжёлые. «Чтоб не всплывал» – пояснил Васильич. Но мне было все равно. Я не собирался ни прыгать, ни взлетать и тем более не всплывать. Сила земного притяжения тянула меня к себе неимоверно. А Кукушкин взвалил мне на плечо здоровенный бредень со словами: «Вот наше ситечко». Я, конечно, не думал, что мы пойдём с Кукушкиным ловить рыбу «на червячка», но чтобы так?! И причём тогда разговоры про «самый» клёв, если мы идём ловить бреднем.
Я не понял, что тяжелее. Отрывать ноги в «свинцовых» сапогах от земли, или тащить этот чёртов бредень. По дороге я предложил Васильичу:
– Давай ещё кого-нибудь позовём, вдвоём таскать бредень – это застрел!
– А кого мы позовём? – искренне удивился Кукушкин, – все на работе.
– На какой, на хрен, работе?! В деревне даже петухи ещё не проснулись! – возмутился я.
– Хватит орать. Люди ещё спят, – спокойно согласился со мной Кукушкин.
Когда мы добрались до водоёма, картина была приблизительно следующая. Впереди бодро вышагивающий Кукушкин, с песней «Мы в город Изумрудный идём дорогой трудной». Сзади я, в виде тени, стелющейся по земле.
Водоёмов было несколько, все они были маленькими; местные жители называли их баклушами. Видимо за круглую форму. Бить баклуши мне так и не довелось, пришлось цедить их «ситечком». Хитрый Кукушкин шёл вдоль берега, а меня загонял в центр водоёма. Роста мне явно не хватало, а тяжёлые сапоги тянули ко дну. Я честно заходил на максимальную глубину. Начиная захлёбываться, втыкал шест бредня в ил и потом висел на этом шесте, чтобы не утонуть, пока Васильич описывает дугу. Ему это явно не нравилось, но в сложившейся ситуации он ничего не мог со мной поделать. Его призывы «тащи, тащи» я игнорировал и огрызался в ответ. Самое сложное было возвращаться на берег. Мало того, что нужно было вытащить за собой палку с бреднем, надо было умудриться не оставить в иле сапоги, размер которых превышал мой на несколько пунктов. Васильич, который ещё и Кукушкин, в этот момент грозно кричал: «Держи ровнее, держи ровнее». Вот сволочь!!!
Утонуть я, слава Богу, не успел – Кукушкин выдохся первым. Он с сожалением посмотрел на оставшиеся две баклуши, которые мы не успели окучить, потом на два ведра, полные карасей, потом на небо и величественно изрёк:
– Однако хватит.
Снимая ненавистные сапоги, я поделился с ним мечтой:
– Васильич, я теперь хочу украсть из зоопарка кенгуру. И подарить его тебе.
– Зачем? Мне не надо кенгуру, – задумчиво ответил Васильич.
– Надо. Ты нацепишь на него эти сапоги – только привязывай посильней. А на спину бредень. И пусть прыгает для тебя по дну. А я спать.
***
Мне снился сон. Мы с Кукушкиным выловили Золотую рыбку. Она почему-то напоминала мелкого пингвина, но совершенно точно была золотая. И заговорила она человеческим голосом… Но на «Старче» Васильич обиделся и решил её съесть. Мы с ним поругались. Я желал возжелать три желания, а Кукушкин кричал, что никогда ещё не пробовал пингвиньего крылышка.
– Да от него же рыбой пахнет! – пытался я его урезонить.
– А мы что, по- твоему, тут ловили?! – продолжал орать Васильич.
Затем он неожиданно затих. Приблизил свою голову и влез ко мне в мозг.
– Андрей, – сказал он очень тихо и вкрадчиво, уже внутри моей черепной коробки, – да у тебя тут нет желаний…
Это был утренний кошмар! Как нет желаний?! Передо мной Золотая рыбка, а у меня нет желаний?!
– Да ты не переживай, раз нет желаний, значит Золотой рыбке сегодня просто не повезло, – продолжал нашёптывать внутри меня Кукушкин.
«Хорошо, что хоть эха вроде нет…», – с некоторым облегчением подумал я и проснулся. Приоткрыв глаза, я действительно увидел склонённого надо мной Васильича, призывающего меня к очередным испытаниям. Спросонья я скомандовал ему что-то типа: «А ну покинь мою кастрюльку разума!», но он не понял. Я окончательно проснулся, сел в траве и сказал:
– Эх, Васильич, ещё бы пара минут – и у тебя уже была бы живая Кенгуру.