— Что значит «не торгуешь»? — спросил я, чтобы потянуть время.
Борода покачал головой.
— Человеческое мясо только для личных нужд, — гордо сказал он. — Посетителям на барбекю идет свинина и говядина.
— А почему? Человечина слишком изысканна для покупателей? Им ведь тоже может понравиться, знаешь ли.
— Па говорил, что человечина только для нас, для тех, кто знает истину.
Последнюю фразу он произнес неуверенно. Словно попугай, когда-то заучивший слова.
У меня кружилась голова. Я с трудом заставлял себя оставаться в сознании. И понятия не имел, о чем говорить с людоедом.
Больше всего мне хотелось взять молоток и разнести ему череп. Чтобы хоть немного отплатить за кровавые шишки на моей голове.
Пытаясь его заболтать, я работал над замком наручников при помощи маленькой проволоки, но мне мало что удавалось. За спиной убийцы миссис Хьюджс начала приходить в себя. У нее затрепетали веки. А вот мальчишка смотрел все так же, прямо и без выражения. У него был шок. Если ему не помочь, психика может не выдержать.
Убийца уселся на пол и, несмотря на бойню, которую он устроил в этой комнате, казался теперь всего лишь ребенком-переростком. Он даже похлопывал себя скальпелем по ноге, как малыш шлепает совочком в песочнице.
— Что с тобой, Психо? — спросил я. — Подавился мясом их папочки?
— Со мной никто никогда раньше не разговаривал, — честно сказал он. — Они всегда только кричали.
— Ну, это, наверное, потому, что ты их убивал.
— Ага, наверное.
Я кивнул в сторону папы Хьюджса на столе.
— Ты с ним уже закончил?
Эль Борода оглянулся через плечо на освежеванного человека, потом снова на меня.
— Ты мне помешал. И теперь он испортился. Надо было начать с леди или ребенка. Ребенки вкусные, если их не закармливали сахаром все детство. Но даже если закармливали, они все равно вкуснее взрослых.
Убийца обернулся через правое плечо, в сторону женщины и мальчика. Дебра Хьюджс уже полностью пришла в себя и осознала происходящее. Теперь она смотрела на окровавленное, изувеченное тело мужа и быстро и глубоко дышала. По щекам катились слезы, и, даже несмотря на кляп, ей удавалось производить много шума. Слишком много шума. Убийца продолжал на них смотреть. Нужно было отвлечь его, пока он не начал отрезать куски и от них.
Я оглядел комнату. Перед глазами все плыло, десны онемели. Я был в плохой форме. О чем я только думал, мешая таблетки с выпивкой? То есть я всегда так делал, но с ударами по голове коктейль никак не хотел сочетаться. Вообще никак.
Я уставился на оплывшего убийцу в рубашке с ананасами, прикидывая свои шансы. Он посмотрел на меня, потом на женщину с сыном, потом снова на меня. Не знаю, числился ли я вообще в его меню, но идея уже забрезжила. Плохая идея, но все же лучше, чем никакой.
— Эй, Психо, а имя у тебя есть?
Он тупо посмотрел на меня.
— Снаружи. Читать не умеете, мистер?
— Умею.
— Мое имя на вывеске. Мой Па его там написал, когда передавал мне дело.
Я попытался вспомнить вывеску. Получалось плохо, но потом все же дошло.
— Джуниор?
Убийца расплылся в широкой усмешке, и я увидел, как выглядит его рот изнутри. Пещера с черными зубами, белым языком и гнилым мясом. На языке виднелись черные точки, на внутренней стороне губ — какие-то старые язвы.
— Ага, так меня зовут. — Он почесал щеку и добавил: — Меня, моего Па и дедушку, всех звали Джуниорами.
— Да неужели! А дедуля тоже ел людей?
Джуниор ухмыльнулся:
— Ага.
Он вдруг поднялся и вышел из комнаты. А я вдруг остался наедине с семейством Хьюджс.
И посмотрел на Дебру.
— Вы в порядке? Не ранены?
Ее тут же сорвало в истерику.
— О… боже!
Она закричала.
Я покачал головой.
Женщина замолчала.
Я посмотрел на мальчика. И заметил, что он связан веревкой.
— Тебе удалось ослабить веревку, сынок?
Он тяжело сглотнул.
— Нет.
— Не торопись, но работай. Она поддастся.
Женщину начало трясти. Она была явно на грани срыва.
— Успокойтесь. Ведите себя тихо, лягте на пол, — хрипло прошептал я. — Вы и мальчик. Закройте глаза и пригните головы.
— Мой… мой муж…
— Леди, мы видим его легкие, но они пока движутся. Нужно надеяться на лучшее.
Я услышал тяжелые шаги Бороды. В последний раз посмотрел на Хьюджсов и кивнул. Они нервно кивнули в ответ.
Джуниор, похожий на бродячего кроманьонца, влетел в дверь и остановился, задумчиво разглядывая свою мясницкую. Я закашлялся, чтобы привлечь его внимание.
Он уставился на меня и громко и протяжно пернул. Звук был похож на тот, с которым попкорн сыплется из промокшего мешка. Пустые глаза оставались пустыми, но уголок рта у него подергивался, как собачья нога у приметного столбика. Наверное, это должно было означать улыбку.