Мне его совершенно не жаль. Он упивается своими страданиями и заслуживает все то дерьмо, которое получает.
Какого черта с ним не так? У него есть все, но он зациклен на том, чего никогда не сможет добиться. На том, кем никогда не сможет стать. Жалкий неудачник.
Дэниел покачал головой. Сегодня голос того, «другого» Дэниела казался ему странно знакомым. У кого еще была эта манера разговора? Кто еще мог быть таким безжалостным?
Загорелась лампочка, сообщая о приходе Саймона. Дэниел закрыл папку и встал. Джастин. Вот почему ему приснился тот сон. «Другой» Дэниел был копией Джастина!
Одно осознание этого придало ему сил. Дэниел потянулся, выдохнул. Прошептал: «Джастин, убирайся к черту из моей головы». Затем подошел к двери, чтобы впустить Саймона.
Остаток дня Дэниел оставался самим собой. Его записи отличались последовательностью. Он был точен и лаконичен с клиентами. Затем позвонил Рейле, чтобы сообщить, что их беседа ему помогла. Но это ее явно не успокоило. В перерыве между клиентами, которым было назначено на 17:00 и 19:45, он просмотрел свои старые файлы в поисках записей о Джастине. И увлекся, читая некоторые. Дэниелу нравились собственное непредвзятое простодушие и увлеченность того времени. Файл Джастина обнаружился в последнем ящике его первого года практики.
Визит 1 — Джастин Кук; возраст — 18 лет. Направлен Калифорнийским департаментом по делам несовершеннолетних преступников. Имеет приводы за многочисленные случаи хулиганства. Родители обратились ко мне по направлению Марка Мура.
Джастин высок, хорошо сложен. Его лицо с возрастом обещает стать привлекательным, но пока сохраняет детскую округлость. Джастин постоянно хмурится. На вопросы отвечает саркастически, односложно либо молчит. Спросил его о том, на кого он злится, в ответ он рассмеялся: «На кого я только не злюсь! На всех, с кем когда-либо имел дело. На родителей, семью, учителей, других детей. Все обращаются со мной так, словно я псих». Я спросил, действительно ли он «псих». Он снова рассмеялся. Кажется, ему нравится думать, что он меня «достает» или что у него есть секрет, который я хочу узнать и которым он не собирается делиться. Я повторил вопрос. «Нет, меня просто все достали». Я отметил, что это всеобщая проблема. Он спросил, что достало меня, и я перевел разговор на него — как он считает, что меня достало? Он был предельно точен! Ссылался на контроль, власть, неадекватность. Я улыбнулся и объяснил ему: когда пациент рассказывает о том, что у меня не в порядке, он отражает свои собственные проблемы. Кажется, ему хотелось сказать, что мои стандартные приемы с ним не работают. Следующие десять минут он играл в молчанку. Наверное, на моем лице отразилась скука, потому что затем он накричал на меня с требованием уделить ему внимание. Я попросил его рассказать о своем детстве. Он начал о писывать сцены ужасного насилия, одну за другой. К этим рассказам я отнесся скептически. На мой взгляд, они слишком наиграны. На вопрос, собирается ли он снова со мной повидаться, он посмотрел на меня, и я на миг увидел в нем ребенка, понявшего, что он кому-то не безразличен; затем это чувство исчезло. Он ответил: «Уменя нет другого выбора, если я хочу отделаться от департамента по делам несовершеннолетних».
Дэниел вспомнил. К нему вернулось все. Злость с вкраплениями страха, ложь, приправленная правдой. Ему так и не удалось добиться контакта с Джастином, и он посчитал парня социопатом. В конце предписанного судом периода визитов родители Джастина попросили продолжить сеансы с их сыном. К удивлению Дэниела, Джастин согласился.
Он перечитал все, что успел, до прихода следующего клиента, и вернулся к ним после. Искал намеки, не осознавая до конца, что именно хочет найти. Был ли Джастин гомосексуалом? Свидетельствовало ли его вызывающее поведение о страхе быть непонятым? Для этого он воздвиг вокруг себя такую стену враждебности? Если да, то как мог Дэниел этого не заметить? Он отыскал номер телефона родителей Джастина и позвонил. Час был поздний. Оставалось лишь надеяться, что они еще не спят.
Неверный номер. Они переехали. Джастин перестал к нему ходить почти двадцать лет назад. Дэниел позвонил своему другу Гилу, работавшему в полиции Лос-Анджелеса, и попросил разыскать Эсперансу и Фрэнка Куков. В любом случае ждать придется до утра.
Стеклянный стол был завален записями о Джастине. Дэниелу было сложно их читать. Выходки пациента, его жестокое обращение с животными и детьми наводили ужас. Дэниел пролистал их до записи о последней встрече.
Визит 221–14.05. Джастин выглядит апатичным, скучающим. Я видел его таким всего несколько раз. В таком состоянии он более податлив. Самое время для вопросов. Я расспросил его об инциденте в супермаркете, когда он уронил младенца. Джастин выхватил ребенка у женщины, отчитавшей его за разговор с продавцом, отвлекающий от работы. Затем подбежал к поручням, ограждающим площадку второго этажа над пролетом, и занес над ними ребенка. Он кричал на женщину, требуя извинений. Она же от потрясения могла только рыдать. Охранники супермаркета попытались вмешаться, и тогда Джастин уронил малыша. Тот приземлился на кучу мульчи в большом цветочном контейнере и отделался лишь синяками и царапинами.
Джастин пожал плечами.
— Если бы люди знали, что могут потерять что-то ценное из-за того, что ведут себя как кретины, они делали бы в два раза меньше глупостей. Я лишь дал ей понять, что ее отношение ко мне может стоить ей жизни ребенка.
Я спросил, было ли ему известно, что малыш, упадет на мягкое. Он улыбнулся. Мой черед отгадывать. Я сказал: «Я знаю, ты все просчитал». Он всего лишь хотел преподать людям и животным урок, привлечь их внимание. Мое предположение ему понравилось. И тогда я забросил наживку. Спросил, почему он никогда не причиняет боль себе, только окружающим. Вопрос был неприятен, клиент начал ерзать! Я наконец-то нащупал слабое место. Испросил его, что он чувствует. Он не знал. Возможно, он мог почувствовать хоть что-то, лишь причиняя боль другим. Он был закрыт. Я похвалил его за проницательность. Затем он спросил меня, что он должен с собой сделать. Должен ли он наказать себя за всю боль, которую причинил другим? Я заметил, что все наши поступки так или иначе возвращаются к нам. Он заплатил за свои выходки тремя с половиной годами колонии для несовершеннолетних. Не закончил среднюю школу, пропустил выпускной бал. Возможно, когда-нибудь кто-нибудь поступит с ним так же, как он поступал с остальными. И тут он изменился, стал злым, раздражительным.
— Никто больше ничего мне не сделает. Я этого не допущу.
Я спросил, как он может быть уверен в своей безопасности. Сказал, что никто не защищен от случайностей жизни, от других людей. Он отвел взгляд в сторону и побледнел; похоже, эта ужасная мысль впервые пришла ему в голову. Чувство ответственности? На этом наш сеанс закончился. Я с нетерпением жду следующего.
На следующей неделе Джастин не пришел, и Дэниел позвонил ему домой. Родители сообщили, что Джастин убежал из дому; в случае его возращения они проследят, чтобы мальчик снова обратился за помощью. Но звонка так и не последовало. А Дэниел не стал настаивать. Дела у него шли все лучше, и он как раз собирался сменить свой приемный кабинет на другой, поудобнее.
Когда он вернулся домой, Рейла уже спала. Он забрался в кровать рядом с ней и поцеловал в обнаженное плечо. Она завозилась. Дэниел прошептал: «Я тебя люблю». И улыбнулся, надеясь, что она не проснется. Она перевернулась на другой бок и вздохнула, продолжая крепко спать. Он же лег на спину и принялся изучать потолок.
Дэниелу снова приснился сон. Такой же живой и яркий, как вчерашний. Во сне он стоял в грязной пляжной уборной. Сквозь вонь дерьма и мочи пробивались запахи соленого воздуха и мокрого песка. На нем были пляжные шорты и плавки, на загорелых плечах — полотенце. Настоящий Дэниел ни за что не надел бы плавки и не выставил бы на общее обозрение свои худые ноги. Во сне эта мысль вызвала только ухмылку.