— Нет… Думаю лишь о том, как связать тебя и увезти в далёкие дали, где нам никто не будет мешать наслаждаться друг другом от заката до рассвета… — романтично смотря на нее, произнёс тот.
— А ты не думал снова жить в городе? Не в доме, а здесь, в квартире. Она большая, как и кровать. Так что хватит, — усаживается она вполоборота и тоже смотрит на него.
— В городе много суеты… И к слову, я просто уехал, чтобы не мешать тем двоим. До смерти надоели их игры… — отмахнулся Лудд и взял креветку с тарелки, приставляя к губам девушки.
— Что же, получается, мне нужно бросить приют и уехать с тобой в далёкие дали? — забирает она закуску и жует ее. И на кой черт им этот фильм? Они неплохо справляются с общением.
— Я не могу тебя заставить… Если хочешь, буду жить здесь, с тобой, но… Так слишком просто… Как насчёт пари?
— Хм… Какого? Только, чур без ножей, ладно? Или мне придется засунуть его тебе туда, куда совать нельзя, — пригрозила младшая старшему.
— Пари совершено простое… Если за год не наскучу тебе — поженимся…
Руби зависла как компьютер. Он собирается быть с ней год? Говорит о таких серьезных вещах и выглядит также серьезно?
— Р-Ремьер, ты шутишь? — расплывается в улыбке и чешет ему кожу головы на затылке, волосы взъерошивая.
— Твердила, что наскучишь мне, но я не настолько весёлый вампир как может показаться. Так что… Ставлю так. Романтичные свидания, прогулки вместе… Год. Побудешь моей девушкой, а после я на тебе женюсь.
— Хорошо?.. Угу… Тогда да, я согласна, — протягивает ему руку, чтобы пожал. Пари ведь.
— Что поставишь ты? — спрашивает Лудд, — Это же пари…
— Что мне ставить? У меня ничего нет и… Ладно, давай так, если вдруг мы станем надоедать друг другу, то я уйду в бордель! — воскликнула Руби, а после захлопала ресницами, — Нет… Глупости какие… — чешет себе затылок и думает, смотря в стену. — Что насчет изгнания? Отправишь в Северную Корею или вроде того. Чтобы точно ни с кем ничего не начала и мучилась, умирая в одиночестве, а?
— Хм… Уверен, что ты проиграешь… Так что… Можешь начинать выбирать платье…
Лудд пожал ее руку, а потом взял ещё креветку и пихнул ей в рот.
Глава 39
Так прошел месяц. Нет, месяц Руби креветку в рот не пихали… Свидания, прогулки, совместные вечера и ночи в одной постели. Все шло своим чередом и очень даже хорошо. А меж тем, в поместье Луддов, у младшего из рода началась страшнейшая фаза, где он ведёт себя как бешеный пёс. И только одна особа способна его контролировать и утихомирить. Это Ада.
Ноа сидел в специальной комнате, где нет окон и дверь тяжелая. Сам себя там закрывал. Но на этот раз ключ отдал любимой. Ломка, рычание и царапанье стен. Только дай ему выйти — лягут все.
Силуэт в лёгком пеньюаре проходит к узнику, а тяжёлая дверь закрывается за спиной с громким хлопком.
— Не смотри на меня так… Я не могу спать в постели одна, пока ты страдаешь тут…
— Твою мать… — хрипло с рычанием произносит Ноа, рассматривая девушку при тусклом освещении одной лампочки. — Какого черта ты в таком виде? Хочешь, чтобы я тебя разорвал?!
— Я сплю без одежды, забыл? Так что, будем считать, что я даже приоделась.
Ада подошла к мужчине и села перед ним на колени.
— Тебе нужно спустить пар…
— Ада… — то ли рычит он, то ли поскуливает. Что-то между, но голос явно не его. — Лучше уйди…
Член наливается кровью только от одного лишь вида. Хочется использовать девушку как игрушку для взрослых, совсем позабыв о чувствах. В этой фазе мало чего от него «людского» остаётся.
Она опускает взгляд куда-то в пол, а после поднимает. Оказывается, довольно резко перед ним же, усевшись на область паха, прижимает к стене спиной, рукой сжимая его горло. Смотрит в глаза, целует пошло в губы, чуть кусая за нижнюю. Дышит медленно, глубоко, потираясь о его пах через ткань тоненьких трусиков пеньюара.
Поцелуй перетекает во что-то грубое, влажное, а руки мужские рвут нижнее белье, стягивая и с себя штаны чуть вниз. Он не церемонится, сразу блондинка оказывается на нем, а после, в его руках становится куклой, которую он натягивает на себя. Сил у него сейчас предостаточно для того, чтобы считать вампиршу пушинкой в руках.
Она только цепляется за его плечи, впиваясь когтями, запрокидывает голову и стонет от удовольствия. Слишком хорошо.
— Ах! Да! Ноа… Ещё! Ещё! — просит она.
Он целует ее в шею, кусая за кожу. И пьет кровь, и снова целует, рычит как пёс, сжимая все крепче ее тело цепкими пальцами. Мужчина роняет ее на матрас, чтобы должен быть его кроватью на эти сутки, а может двое, а затем втрахивает тельце в эту едва ли мягкую поверхность, сжав ее руки за запястья у нее над головой.