Не знаю, в какой момент всё изменилось, но после попытки Макеевой выставить меня виноватой, я поняла, что больше не хочу всего этого. Встреч в кафешках, прогулок, вечного нытья про личную жизнь, про сумочки, которые она не смогла купить, про дорогие наряды, про выпускной, про парней.
Назаров тоже хорош. Сначала подлизывался, набивался в друзья ни с того, ни с сего, а тут я просто «сохранила секрет подруги» и всё. Уже другой человек. Не Ирина Ольханская, а Ирина, мать его, королева вранья.
Может быть, он просто тёрся рядом со мной, чтобы быть в курсе расследования отца? Это самый логичный вариант, который приходит в голову. Но его поцелуй на вечеринке… Его обидные слова…
Я не понимаю, что творится в моей голове, не то, что в Костиной.
А Стас… Его расставание с Элли не приносит удовольствия. Теперь всё как будто иначе. Он другой, я другая, весь мир чужой.
И самое страшное, стоит только подумать о Скворецком, как сердце больно сжимается, выдавливая из себя остатки крови. Винит ли он меня? Согласен ли с Назаровым, что я поступила подло?
Не хочу этого знать.
Вообще никого из них не хочу больше видеть. Ни Элли, ни Костю, ни Стаса.
О последних не слышно больше двух недель. Макеева же наседает в школе, пытаясь извиниться, и даже то, что я пересела за другую парту, не останавливает блондинку. Она раскаивается, шлёт сообщения с извинениями, звонит, подкидывает записки, подходит лично, наверное, надеясь, что я остыну и прощу её.
И я почти сдаюсь, практически ведусь на её красивые речи о том, как сильно она жалеет о сказанных словах, и что всё это было на эмоциях, и бла, бла, бла. Но потом вспоминаю, как яростно Элли пыталась настроить парней против меня, и вся жалость рушится.
Наконец-то открывается истинное личико милой богатенькой сучки. Да здравствует правосудие и треснувшие розовые очки. Ложь всегда проигрывает. Она подобна туману, иллюзии, повязке на глазах, но как только ты избавляешься от неё, получаешь крылья. И тогда тебе подвластно всё.
***
Примерно через три недели после ночной стычки, я выхожу из школы, мысленно проклиная отвратительную погоду. Сильный ноябрьский ветер хлещет по щекам, забираясь под куртку, моросит дождь, мрачное окутанное тучами небо навевает тоску. Хочется поскорее добраться до дома, заварить чай и с усмешкой наблюдать из окна за непогодой.
Натянув до подбородка куртку, быстро направляюсь к воротам школы, и уже собираюсь свернуть в сторону остановки, как до боли знакомый голос окрикивает меня.
— Ира!
Ноги прирастают к асфальту, сердце замирает. Я узнаю его. Этот звонкий всегда немного насмешливый голос, прожигающий в моей груди дыру от огромной сигареты.
Оборачиваюсь и вижу чёрный байк. Рядом с ним стоит Стас, прижимая к боку мотоциклетный шлем. Ветер теребить чёрные волосы, расстёгнутая джинсовая куртка заставляет поёжиться от холода. Я в свитере-то мёрзну, а он в летней одежде, совсем с ума сошёл!
Что ему нужно? Зачем он приехал?
Подхожу ближе.
— Если ищешь Элли, она ещё в школе, — безразлично говорю я, пряча руки в карманах.
Смотрю на парня исподлобья, чтобы моросящий дождь не пробрался за шиворот. Выглядит уставшим и замученным. Чем он занимался всё это время? Пил? Куда Назаров смотрит?
— Я к тебе, — протягивает шлем. — Садись.
Мои внутренности радостно подпрыгивают, а потом с грохотом падают на самое дно. Стоп, что? Стас приехал ко мне? Да бред какой-то. Я с ним после той ночи даже не общалась. Ах, кажется, я догадываюсь.
— Если хочешь выпендриться перед Макеевой, то без меня, — качаю головой.
— Че? — кажется, не понимает. — Да, не. Тема есть. Поговорить нужно.
Мнется, осматриваясь.
— Говори здесь.
Выходящие из ворот школы ученики начинают коситься на нас. Парочка девчонок из параллельного класса специально останавливаются, пытаясь уместиться под одним зонтом. Хихикают, о чём-то переговариваются.
— Да, Боже мой, возьми ты этот сраный шлем и сядь на байк, — чуть повышает голос.
Поджимаю губы, забираю шлем. Стас первым садится на железного коня, я следом. Обнимаю парня руками. Как долго я мечтала о том, чтобы Скворецкий забрал меня после учёбы на своём классном байке, сколько раз я с завистью провожала уезжающую на мотоцикле Элли? И вот теперь этот день настал.
И когда я вижу стоящую у ворот Макееву, внутри в очередной раз лопается шар с обидой. Посмотри, подруга. Я уезжаю с твоим парнем, которого ты просрала, потому что хотела получить всё и сразу. Что ты чувствуешь? О чем думаешь в этот момент? Надеюсь, тебе так же неприятно, как было мне.
Знаете то чувство, когда вроде выбрасываешь человека из головы, думаешь, что тебе плевать, уже перегорело, больше нет никаких чувств, ничего, лишь пустота. А потом встречаешься с ним с глазу на глаз, и всё начинается по новой. Словно влюбляешься заново, погружаешься в этот бассейн необузданных чувств.
Я думала, что забыла Стаса. Думала, что смогу встретиться с ним и ничего не почувствовать. Но как же я ошибалась…
Кажется, я просто очередная глупая девчонка, готовая на всё ради любимого. Пусть везёт меня куда захочет, делает всё, что пожелает. Я даже допускаю мысль, что у нас с ним может что-нибудь получиться, раз теперь его не сковывают отношения с Элли. И уже плевать, что я могу оказаться просто заменой или попыткой уйти от боли. Только сейчас я понимаю, когда Стас рядом, мне плевать на всё.
Оставив байк на улице, мы поднимаемся на лифте и заходим в студию. Я думаю, что там нас будет дожидаться Назаров, но Кости здесь нет. Квартира пустая и одинокая. Барной стойки нет, телевизора тоже, книжный шкаф пуст. Одно из кресел тоже исчезло, зато пустых бутылок прибавилось. Пиво, водка, виски, ещё какие-то незнакомые напитки.
Стас бросает ключи на тумбочку, но промахивается, и связка падает на пол.
— Не разувайся, — говорит. — Извини за срач.
Ничего не отвечаю. Неуверенно снимаю рюкзак, оставляю его возле дверей, потом расстёгиваю куртку, но не снимаю.
— Выпить хочешь? — спрашивает Скворецкий.
— Нет, спасибо.
В студии беспорядок: в раковине полно грязных тарелок, везде разбросаны коробки от китайской еды, пиццы и даже суши. Сразу возникает желание прибраться и привести всё в порядок.
— О чём ты хотел поговорить?
Наверное, сейчас он начнёт обвинять меня в том, что я знала правду, но ничего никому не сказала, но ошибаюсь.
— О Назаре.
Меня пронзает укол злости. Ну, да. О чём же ещё со мной можно разговаривать? Настроение сразу опускается на планку ниже, и желание разговаривать со Скворецким пропадает. Я должна была догадаться, надо было с самого начала сказать «нет» и пойти домой. Я злюсь на себя, на Стаса, на всю эту ситуацию. И даже на Назарова.
— Пиццу будешь? — убирает с дивана вещи и бросает куда-то в сторону, чтобы освободить место. — После школы не ела же, угощайся.
Есть действительно хочется, так что отнекиваться смысла нет. Всё-таки сняв куртку, кладу её на рюкзак и прохожу к Стасу и присаживаюсь. Парень плюхается рядом и ждёт, когда я возьму ломтик пиццы.
— Не злись на Костяна, — коротко бросает парень. — Он дубина. Ты в этой ситуации совсем не при чём.
Сердце радостно подпрыгивает: Стас не считает меня предательницей!
— Да плевать, — пожимаю плечом. — Это не моё дело, сами разбирайтесь. Я чужими секретами не разбрасываюсь.
— Спасибо.
Видимо, благодарит за то, что я не рассказала отцу про Назарова. Недолго Стас молчит, но я чувствую на себе его пристальный взгляд. Откусываю пиццу, начиная усердно жевать. Пытаюсь избавиться от напряжения, но оно никуда не проходит.
Я здесь. В квартире Стаса Скворецкого, наедине с человеком, который мне безумно нравится. И я ничего не могу с собой поделать. Ни со своими мыслями, ни с эмоциями, ни с телом. Хочется повернуться к парню и рассказать о своих чувствах, а потом броситься в его объятия и никогда не отпускать, но я ничего из этого не делаю, потому что это полный бред.