Ведь и без этого никто не осмеливался у него рыться. Его гнев не делал различий между
коллегами и подчинёнными, внучками и их подругами, женой и уборщицей, другом или
врагом. И своим дочерям дед не давал поблажек, независимо от того, чьи мужья или дети
присутствовали при этом. Хиннерк был человеком закона, и как это говорится - он был
закон. Хиннерк нашёл себя. Но Харриет этого не нашла.
Я открыла письменный стол и знакомый запах деревянной полировки, дел и мятного
ликёра ударил по мне. Я села на землю, вдохнув запах, и заглянула в письменный стол. Там
действительно пустовала банка "Макинтоша" и лежала какая-то серая книга. Вытащив её, я
раскрыла и увидела, что это была книга Хиннерка, и его имя, написанное чернилами.
"Дневник?" Нет, не дневник. Это были стихи.
Глава 7.
Раньше Харриет уже рассказывала нам о стихах Хиннерка. Хотя она жила с ним в
одном доме, но мало говорила с ним и ещё меньше о нём, и то, что мы нашли его стихи,
было более чем странно.
Харриет встречалась со своим отцом, но и одновременно избегала его. В детстве она
не застывала в его присутствии как Криста и Инга, и не плакала как Берта. А просто убегала.
Если он кричал на неё или даже запирал, тогда она закрывала глаза и засыпала. И спала по-
настоящему. Это был не транс и никакое не бессознательное состояние. Это действительно
был сон. Харриет называла его полётом и утверждала, что каждый раз мечтала. Сначала она
парила в небе над пастбищем с фруктовыми деревьями, а потом медленно над яблонями.
Если её отец выбегал из комнаты и громко хлопал дверью, то она кружилась там над ивами,
приземлялась и повторяла ещё раз снова. Будучи ребёнком, Хиннерка часто избивал отец, но
несмотря на это, он никогда не трогал других людей, каким бы яростным не был его гнев.
Дед только грозил дубиной и как он это называл "телесным наказанием". Хиннерк кипел и
плевался, а его голос срывался и становился громким, и от этого болело в ушах. Дедушка
становился циничным и тихим, и мог шептать ужасные вещи, но никого не избивал и, даже
никогда не пытался этого сделать. Харриет использовала всё для себя. Она просто засыпала
и улетала.
Харриет принадлежала к девочкам, которые не могут по-настоящему полюбить или
хорошо придумывать, а могут только мечтать. От вида детей и маленьких животных она
полностью выходила из себя. После получения аттестата зрелости тётя решила изучать
ветеринарию, хотя была бездарной овцой в естественных науках. Хуже её способностей был
тот факт, что при виде больного создания она могла немедленно разразиться слезами. Уже во
вторую неделю профессор начал объяснять Харриет, что та находилась здесь не с целью
любви к животным, а для того, чтобы сделать их здоровыми. Моя мать рассказывала, как
тётя в первый практический час швырнула семинарскому руководителю под ноги труп
чёрно-белого кролика вместе со своим рабочим халатом. Но вместе с халатом она бросила и
учебу. После того, как Харриет покинула помещение, доцент отчаянно посмотрел ей вслед,
однако девушка больше ни разу не вернулась обратно. Моя мать всегда рассказывала эту
историю в присутствии Харриет и при её хихикающем согласии. Я не знала, рассказывала ли
ей всё тётя сама или она узнала от одной из её ранних сокурсниц. Розмари тоже любила эту
историю и поэтому моя мать постоянно её изменяла. То там была кошка, которой делали
вскрытие, один раз был щенок, а однажды, даже небольшой кабан-однолетка.
После изучения языков — английского и французского, Харриет стала переводчицей,
а не учительницей, как первоначально хотел её отец. Именно это она очень хорошо умела.
Тётя родилась посредником между двумя мирами, ведь когда мысли и чувства других
происходят внутри, они не могут объясниться друг с другом. Так Харриет была посредником
между сёстрами, своей матерью и портнихой, которая приходила дважды в год. А также
между своим отцом и учителями. Так как она понимала всех и каждого, ей было тяжело
отстаивать твёрдую точку зрения. Стойкость - в любом случае, это было не для Харриет, тётя
имела привычку парить в облаках. И именно над вещами, и естественно, в постоянной
опасности сорваться и разбиться о землю. Но странным образом, это было на редкость
трудное падение. В сущности, Харриет больше бродила по земле. Прибывая внизу, казалось,
она была в растерянности и усталости, однако ничуть не в разбитом состоянии.
Будучи одной из трёх девочек, Харриет, как и все, имела несколько историй о юношах.
Криста была стеснительной. У Инги были её почитатели, на которых она смотрела, но не
дотрагивалась, и возможно, не предполагала всего этого. Харриет была не особо
изворотливой или пылкой любовницей, но нуждалась только в одном — тётя должна была
видеть определённый образ и трепетание в животе немедленно это улавливало. Она без
труда отказывала себе в увлечении и была способна к экстазу, который лишал юношей
дыхания. Вероятно, Харриет не была той, кого называют "хороша в постели", ведь это всегда
было безрассудным, но она делала так, что мужчина чувствовал, будто это была она. А это
было ещё лучше. К тому же оказалось, что она попала как младшая из сестёр в такое время, в
котором спонтанные цветы, секс и согласие играли важную роль. Не в Боотсхавене и меньше
всего в доме на Геестештрассе. Иначе чем Криста и Инга, Харриет училась в Геттингене. У
неё было в шкафу несколько индийских рубашек и она с удовольствием носила брюки,
которые были узкими сверху и широкими к низу, и состояли только из одинаковых по
размеру прямоугольных кожаных заплат. И тётя начала красить каштановые волосы хной.
Вероятно, Харриет была хиппи, но это не сломало её как личность и не было никакого
скачка. Она осталась точно такой же, какой и была до этого.
Несмотря на то, что между Ингой и Харриет была разница в три года, а между Кристой
и Харриет — пять, складывалось такое впечатление, будто между ними было целое
поколение. Всё же, когда однажды Харриет покинула семью, она присоединилась к
движению хиппи и не торопясь прокладывала там путь. Но тётя не употребляла наркотики.
Самое большее — курила гашиш, который не любила и испытывала от него голод. У её
одурманенной души не было времени простирать крылья и ходить под парусом за горизонт,
так как Харриет должна была непрерывно наполнять свой живот пропитанием. Она жила
вместе с другой девочкой — Корнелией. Та была немного старше Харриет, серьёзнее и очень
стеснительной. Визиты мужчин в расчёт не принимались, ведь там вообще не было много
мужчин.
Однако потом появился студент-медик Фридрих Каст. Несколько лет тому назад тётя
Инга рассказывала мне о нём и как раз тем вечером, когда показывала мне портрет Берты.
Ведь именно очаровательный голос тёти Инги и располагал к её сущности, которая была там
наполнена напряжением, что я должна была раскрашивать себе любовную историю Харриет
в пылающие цвета.
Фридрих Каст был рыжим, со светло-белой кожей, которая в некоторых местах была
голубоватой. Он был молчаливым и закрытым. Только его сильные руки с веснушками были
подвижными и уверенными, которые точно знали, чего хотели, когда находились там, где им
хотелось. Харриет была увлечена, ведь это было совершенно не похоже на поспешное