простить. Когда Криста была на каникулах и заботилась о Берте, Инга и Харриет не были
любезными и непосредственными. Если Криста была печальной и шокирована ухудшением
памяти Берты, то её молодые сёстры с трудом показывали понимание. Они чувствовали
скорее презрение. Её сестры не имели никакого понятия, как плохо и страшно всё было в
действительности.
Наконец, прошлым воскресеньем, в ранний полдень, Берта умерла от летнего гриппа.
Её тело просто забыло, как снова поправиться от такой болезни.
Тётя Инга держала её за руку. По словам медицинской сестры, она кричала, а затем
позвонила Харриет. Та тотчас приехала к "дому" и увидела свою мать в таком виде, когда та
делала свой последний вздох. Брови вместе сдвинуты над глазами, будто она что-то
вспоминала. Нос заострился и торчал на лице. На белом ночном столике стоял пластиковый
стакан с яблочным соком.
Только вечером они позвонили Кристе. Моя мать повесила трубку и начала плакать.
После этого она спрашивала моего отца снова и снова:
— Почему они ждали так долго, чтобы рассказать мне? Почему? Что они вообразили?
Насколько они меня ненавидят?
Кое-что никогда нельзя прощать.
На могиле, куда мы по очереди бросали цветы на дубовый гроб, три сестры стояли
рядом друг с другом. Криста стояла справа, Инга в середине, а Харриет слева. Моя мать
сняла свою большую чёрную сумку с плеча и открыла её. Только сейчас я заметила, что её
карманы натянуты, и казалось, они были чем-то плотно наполнены. Криста сделала шаг
вперёд, смотрела на сумку и медлила. Она достала наружу что-то красное и окольцованное
жёлтым. "Чулок?" И бросила это в яму.
Потом она достала следующий чулок — или это была кухонная прихватка? — и
бросила её следом. Стало совершенно тихо, и все скорбящие пытались узнать друг у друга,
что делала Криста. Её сёстры также выступили на шаг вперёд и остановились рядом с ней. С
энергичным движением та перевернула сумку и просто высыпала всё туда. Только тогда я
поняла, что она сыпала своей матери в могилу: вязаные вещи из ящика в платяном шкафу и
шерсть Берты, которая была связана с провалами в памяти.
Когда сумка опустела, мама снова защёлкнула её и неловко повесила себе на плечо.
Своей правой рукой Инга схватила руку старшей сестры, а другой взяла Харриет. Так три
сестры стояли довольно долго перед ямой, в которой Берта отдыхала под пёстрыми
вязаными вещами. Теперь они снова были "городскими девочками Хиннерка". И знали, что
втроём они будут всегда самыми сильными.
"Что будет сейчас с тётей Ингой — этой городской девочкой во всём?" Я хотела,
наконец, всё узнать и схватила свою тонкую белую одежду, которая лежала на стуле. Моё
чёрное платье было пропитано потом. Сев на велосипед, я поехала.
Господин Лексов жил напротив школы. Она находилась недалеко от церкви и нашего
дома. Ничего здесь не было далеко друг от друга. Не знаю, действительно ли я звонила в его
входную дверь, но, к счастью, мужчина был в саду и дёргал сорняки. Учитель уже всё полил,
потому что над грядками от горячей земли поднимался водяной пар. Я присела, и он
посмотрел вверх.
— А, это вы.
"Это" прозвучало сдержанно, но радостно.
— Да, опять я. Простите, пожалуйста, за беспокойство, но...
— Всё-таки теперь вы пришли сюда, Ирис. Вы меня совсем не беспокоите.
Я толкнула мой велосипед через маленькую калитку, прислонив его к стене дома. Сад
был красивый и ухоженный. Всюду были видны большие космеи, маргаритки, розы, лаванда
и мак. Там были аккуратные грядки с картофелем, вьющейся фасолью и помидорами. Я
могла видеть кусты красной и белой смородины, живую изгородь из крыжовника и малины.
Господин Лексов предложил мне присесть на скамейку в тени куста лещины и пошёл в дом.
Вскоре он вышел с подносом и двумя стаканами. Я вскочила, чтобы помочь. Мужчина
кивнул и сказал, что на кухне стоят сок и вода. Я вынесла липкую бутылку с соком из
бузины собственного приготовления и бутылку минеральной воды. Господин Лексов налил
нам обоим и сел рядом со мной на скамейку. Я хвалила сад и сок, а учитель кивал. Затем он
посмотрел на меня и сказал:
— Выкладывай, что там у тебя.
Я засмеялась.
— Конечно, вы были хорошим учителем.
— Да. Я был. Однако это было давно. Итак?
— Я ещё раз должна поговорить о Берте.
— Охотно. Есть мало людей, с которыми я могу поговорить о ней.
— Расскажите мне о Берте. Помогали ли вы ей, когда мой дедушка отсутствовал?
Какой она была с детьми? — естественно, я хотела узнать больше об Инге, но не решилась
прямо об этом спрашивать.
На скамейке в тени было приятно тепло. После волнения сегодня утром на озере я
почувствовала себя уставшей. Закрыв глаза, под гудение пчёл я слушала спокойный голос
господина Лексова.
Конечно, Берта любила Хиннерка Люншена, но он обращался с ней не так, как она
заслуживала. Бабушка просто должна была больше добиваться от него, но тогда Хиннерк не
женился бы на ней, если бы она так делала. И всё же Берта любила его. Любил ли её
Хиннерк? Возможно. Но, наверняка, на свой манер. Он любил её потому, что она любила
его. Возможно то, что больше всего он любил в ней, — её любовь к нему.
И Ингу. Какая красивая девушка! Господин Лексов хотел бы быть её отцом, но в конце
концов, не знал, была ли она от него. Он мог бы быть спокоен, но никогда не говорил с
Бертой об этом. Ведь мужчина не осмеливался и думал, можно ли об этом говорить; когда
человек старый, или, если Хиннерк мёртв, или когда кто-то стоит выше житейских вещей, но
этого никогда не было бы так или иначе. И потом, когда было слишком поздно. Берта
никогда не хотела говорить с ним. Она хотела приветствовать его, но не отвечать на
вопросы. Берта говорила:
— Всё уже давно прошло.
И это обижало господина Лексова. Только позже он понял, что в тот момент она уже не
могла ответить на вопросы, но ещё ловко могла их избегать.
Инга появилась на свет во время войны в декабре 1941, тогда Хиннерк был ещё дома. В
праздник Пасхи господин Лексов выбрал время мимоходом занести Берте несколько клубней
георгин. Она так любовалась ими осенью. Ведь это были великолепные георгины — сильные
стебли цвета бордо и совершенно тучные цветки лавандового тона, который был очень
необычен для георгин. Господин Лексов никогда не забывал ту ночь в саду Деельватеров,
как никогда не забывал сестру Берты — Анну. Он сразу принёс Берте корзинку с клубнями
на кухню и зашёл с задней двери, как это делали в деревне. Только не местные звонили во
входную дверь. В это время Берта чистила крабов. На ней был синий фартук, на столе стояла
миска с крабами и на коленях лежала газетная бумага, на которую она роняла кожуру.
Господин Лексов затолкал свою плетёную корзину за дверь в подвал. На следующей неделе
или следующей за ней, клубни нужно будет посадить в землю. Они поговорили об Анне. Он
хотел узнать, говорила ли Анна с Бертой незадолго до смерти. Берта задумчиво на него
посмотрела, не останавливая чистку крабов. Она брали рачка пальцами, щелкала его
большим пальцем по нужному месту за головой и быстро стягивали твёрдые, но нежные
бронированные половины друг от друга так, что ножки и чёрный позвоночник становились
раздельными. Берта ничего не говорила и снова склонялась над крабами. Он смотрел на
женщину, и прядь её белокурых волос выпала из причёски. Прежде чем учитель смог
подумать, он взял прядь и убрал её за ухо. Она испуганно схватила свои волосы и поймала