— Господин Клаазен, мы давно ищем репетитора по математике для Розмари.
Возможно, Вы захотите принести себя в жертву один, два раза в неделю?
Петер Клаазен посмотрел на Розмари, та оглянулась, однако, ничего не сказала.
— Ты хочешь, Розмари? — спокойно спросил он.
Розмари перевела взгляд от него к Инге, которая начала под её взглядом поправлять
себе волосы. Тогда она посмотрела на Миру и улыбнулась своей улыбкой хищника, которая
была у неё, так как её клыки были немного длиннее, чем резцы.
— Почему нет?
— Точно, — ликовала Харриет, которая не могла понять, почему Розмари была так
покладиста. — Итак! Я плачу Вам 20 ДМ в час.
Берта, которая была занята своим пирогом, взглянула вверх над тарелкой и сказала:
— О, двадцать марок. Это очень много денег. Это может быть... итак? Я имею в виду
ещё? Теперь скажи что-нибудь.
Петер, очевидно, был в курсе дела о Берте, во всяком случае, он не казался даже
удивлённым, а любезно сказал:
— Да, госпожа Люншен, это… это большое количество денег.
Но когда он рассматривал Ингу, то внезапно остановился. Инга отвернулась.
— Хорошо, хорошо, хорошо! О, Инга, он это сделает!
Харриет была радостной.
— Подождите, дорогой господин Клаазен, я должна принести календарь, тогда мы
сможем выбрать один день. Розмари, когда у тебя ещё во второй половине дня гимнастика?
Я быстро. Одну минуту, пожалуйста. Да?
Голос Харриет доносился из кухни и был немного погружённый в панику в поисках
календаря. Наверное, её поспешность была от того, что она была смущена. В конце концов,
не каждый день попадаешь на молодых почитателей своей старшей сестры, и уж тем более
на таких, которые также выглядят красивыми и владеют математикой. Мы слышали, как
Харриет рассеянно бормочет, пока перерывает выдвижной ящик кухонного стола.
– По средам, мама.
Розмари закатила глаза.
Харриет вернулась и махала карманным календарём, потом упала на стул.
– Итак, по средам у тебя гимнастика, дитя моё, чтобы ты это знала.
Розмари тяжело вздыхала и смиренно качала головой.
– Итак, что всё же происходит в другие дни?
Харриет держала календарь, вытянув далеко от себя руку и моргала.
— Ах, здесь так темно. Совсем ничего нельзя разобрать.
Петер Клаазен недолго смотрел на обеденный стол, потом подошёл на шаг, взял вазу с
георгином и быстро отодвинул в сторону от календаря Харриет. Потом он снова отступил на
шаг. Толстый жёлто-розовый цветок парил как старомодная настольная лампа над
календарём Харриет.
Харриет пристально озадачено смотрела на цветок, потом взглянула поверх него и
звонко рассмеялась. Её глаза светились, когда она смотрела от Петера Клаазена к своей
сестре, и снова назад к Петеру Клаазену. Берта тоже смеялась, её глаза заполнялись слезами.
Сердце Инги сжималось. Она едва ли могла смотреть на мужчину, так сильно она
любила его в этот момент. Это внушало ей страх.
Даже Мира улыбалась под своей чёрной чёлкой.
Казалось, глаза Розмари становились ещё светлее.
Я тоже должна была смеяться. Потом я внимательно рассматривала лица других
женщин: в этот момент мы были все этим увлечены.
— Всё же это будет по пятницам? — вежливо спросил Петер.
Харриет тепло ему улыбнулась, захлопнула блокнот и сказала:
— По пятницам.
— Отлично, — сказала Инга и поднялась.
Петер также поднялся. Розмари осталась сидеть и напряженно смотрела на обоих.
Мира смотрела только на Ингу и Петера, и иногда на Розмари, и потом, сморщив лоб, налила
себе кофе.
Берта вытянула свой ботинок и показала его мне. Она шептала:
— Это не мой.
— Бабушка, это твой ботинок, надевай его быстро снова, а то ты замёрзнешь.
— Он совершенно прекрасный.
— Да. Харриет купила тебе эти ботинки.
— Но он принадлежит не мне, он твой?
— Нет, бабушка, это твой, надевай его снова.
— Харриет, посмотри разок. Здесь. Где это должно быть, разве тут?
Она беспомощно подняла высоко ботинок.
— Да, мама. Подожди, я помогу тебе.
Харриет полезла под стол и снова одела ботинок Берте.
— Как хорошо, Розмари! Вы могли бы начать в ближайшую неделю! — напряжённый
голос Харриет раздавался откуда-то снизу.
Мира поставила кофейную чашку, открыла рот и сказала:
— Я тоже присоединяюсь.
Розмари посмотрела на неё, её глаза казались ещё светлее.
— Почему нет? — сказала Харриет и поднялась. — В таком случае мы можем делить
нашу оплату. Ирис, вероятно, ты тоже хочешь участвовать?
— Нет. У меня сейчас каникулы. И до этого были два класса. Кроме того, я получаю
занятия бесплатно у моего отца по математике. И больше, чем мне бы хотелось.
Я закатила глаза и изобразила тошноту.
— Почему тут были не мои...?
Голос Берты звенел крайне возбуждённо. У неё уже снова был в руке её ботинок, на
этот раз, однако, другой.
— Почему… О, пожалуйста, пожалуйста, Харриет. Почему это не так? Я считаю. Если
это снова, снова? Я этого не сделала, не так ли?
Итак, Розмари и Мира получат во второй половины дня в пятницу математическую
помощь у Петера Клаазена. Затем он поехал на своём "Ситроене" вверх по улице к
бензоколонке.
В течение некоторого времени всё удавалось. Занятие доставляло Петеру удовольствие,
Розмари и Мира вовсе не были такие капризные, как он вероятно, опасался. Когда Розмари
уже в следующей математической работе улучшила свою отметку, это порадовало его почти
ещё больше, чем Харриет. К тому же добавилось то, что мужчина был готов закончить
обучение, потому что мог поменять пару правил с Ингой, которая тогда как раз прибыла из
Бремена. Эти предложения были важны для него, он влюбился в Ингу. Но не просто
влюбился; а хотел жениться на ней, иметь с ней детей и навсегда быть её мужем. Петер
написал Инге письмо, в котором всё описал.
Мы узнали об этом от Розмари, которая тайком прочитала письмо. Когда оно пришло
от него, она нам не раскрыла, а Инга отказывалась размышлять над его чувствами. Она
находила себя старой или его молодым, смотря по тому, как себя чувствовала. Розмари
начала слоняться на бензоколонке, они общались, Петер делал это с удовольствием. Он
чувствовал свою любовь немного ближе, если разговаривал с племянницей Инги. Розмари
становилась всё лучше в математике. Если Петер ей что-то объяснял, она смотрела на него
не моргая, что позволяло ему думать, будто та вовсе его не слушала. Всё же, Розмари
поражала его ясными ответами. У Миры было всё точно противоположно, она казалась
очень сконцентрированной, смотрела в свою тетрадь или морщила лоб, но всё-таки не
получала того, о чём как раз был разговор. Её математические отметки стали хуже, чем они
были до обучения. Все же, Мира настояла на том, чтобы продолжать занятия.
Розмари хотела Петера. Она хотела быть с ним, и сказала ему, что влюблена в него,
сказала прямо в лицо, во время обучения и перед Мирой. Петер ошарашенно на неё смотрел.
Розмари была прекрасной девочкой, высокой и стройной с длинными рыжими волосами. Её
глаза были расставлены далеко друг от друга, цвета глетчерного льда и едва ли отличались
от синеватого белого цвета её глазных яблок, только сильно выделялись зрачки. Если я
сердился на неё, я находила, что она похожа на рептилию. Если мы хорошо понимали друг
друга, она напоминала мне о серебристых волшебных существах. Всё же, так или иначе, я
находила Миру и её захватывающими дух.