расстелила ковёр. Поверх него уложила шерстяные одеяла и потом на них штору из парчи.
Бархатные подушки я бросила туда же и была восхищена, когда растянулась на этом
великолепном бивуаке и смотрела вверх на дерево. Но я ничего не смогла увидеть потому,
что смотрела против света, и положила руку на лицо.
Когда я проснулась, солнце уже село. Ошеломлённо я откопалась из подушек. Я не
могла вспомнить — спала ли я так много когда-нибудь в своей жизни. Но я также не могла
вспомнить, махала ли я так много косой когда-нибудь в своей жизни. Итак, я неуверенно
пошла по лестнице вверх, мимоходом воображая себе, что слышу в причитании ступенек
разочарованный, но не недружелюбный оттенок.
Я вымыла себя с головы до ног в тазу, высоко заколов свои волосы, и проскользнула в
тёмно-синее гипюровое платье, которое когда-то принадлежало тёте Инге. Юбки этого
платья состояли из бесчисленных сот ничем не ограниченной синей нити. И чем больше этих
отверстий располагалось друг на друге, тем расплывчатей было то, что скрывалось под ними.
Во время игр с Розмари и Мирой оно всегда было моим.
Я подумала о том, как мы познакомились с Мирой, Макс тоже при этом присутствовал.
Розмари и я играли с мячом перед домом на подъездной дорожке, мы бросали его к стене
дома и потом отбивали, один раз, потом два раза, потом три и так далее. Тот, кто ронял или
забывал отбить, терял мяч. Мы играли с поворотами и со скороговорками, и что нам ещё
приходило в голову. Внезапно посреди дорожки возникли девочка с чёрными волосами и её
маленький брат. Розмари знала, кто была эта девочка и где жила. Она училась в той же самой
школе, но классом старше, чем Розмари.
Брат был определённо немного младше, чем я, как минимум на год, это можно было
сразу увидеть. Девочка с невозмутимым лицом подняла маленький камень с земли и бросила
Розмари. Я уже радовалась тому, что моя агрессивная кузина сейчас сделает. Но к моему
удивлению, та не сделала ничего. Да, она, кажется, была польщена, и показывала свои
отверстия между зубами, пока у неё ещё были заострённые клыки, зато не хватало всех
верхних резцов. Её манера выражаться из—за этого становилась ещё более дикой, а также
несколько злой. Я взяла камень и бросила его в девочку, но попала в её маленького брата и
он сразу начал реветь. И вот так оба к нам присоединились.
Я спрашивала себя, о чём вспоминал Макс. Ему в то время было шесть лет, его сестре
девять, мне семь и Розмари восемь. Теперь мы были старше на 20 лет. Конечно, без Розмари.
Ей всегда будет шестнадцать. Я подобрала мои гипюровые юбки и спустилась, чтобы
принести хрустальные бокалы из застеклённого шкафа в гостиной. Как раз когда я опять
размышляла над тем, что должна буду делать, если он совсем не придёт, если сразу после
работы с радостью пойдёт из- или в кино, я услышала звонок во входную дверь. Бокалы
задребезжали в моих руках. Я побежала к двери и открыла, там стоял Макс и держал в руке
букет маргариток. Он надел белую рубашку и чёрные джинсы, и смущённо улыбался.
— Спасибо за приглашение.
— Входи.
— Ты видишь... значит, ты...
— Спасибо. Давай, иди сюда и помоги мне.
— Что это за приглашение? Всё нужно делать самому.
Всё же он выглядел вполне довольным, когда следовал за мной на кухню. Я разместила
цветы и передала ему полную вазу в одну, а бутылку вина в другую руку. Потом взяла
корзинку из кухонного шкафа и положила стаканы, тарелки, ножи, сыр, хлеб, морковь сорта
"каротель", арбуз, шоколад, "Афтер Айгхт", и большие полотняные салфетки. И мы
двинулись из прихожей на луг с фруктовыми деревьями.
— Эй, что это?
Очевидно, он имел в виду одеяла под деревом.
— Я должна была здесь постелить ткань, потому что решила, что мы будем находиться
тут, но косой скосила кусок пашни. Но сегодня здесь я уже сладко спала.
— Ага. Итак, ты расположилась здесь и потягивалась на этом одеяле твоим греховным
телом.
— Для кого-то, кто сразу панически бежит при взгляде на моё грешное тело в чёрное
озеро, ты довольно смел.
— Туше. Ирис, я…
— Молчи и наливай вино.
— Конечно, мадам.
Мы выпили стоя только несколько глотков и опустились под яблоню на одеяла.
— Немного скромно, но ты бы не согласился здесь есть.
Макс бросил мне долгий взгляд.
— Нет? Я нет?
— Прекращай. Я должна поговорить с тобой.
— Хорошо. Я слушаю.
— О доме. Что произойдёт, если я не вступлю в наследство?
— Лучше мы поговорим об этом в моём офисе.
— Но то, что произошло бы теоретически.
— Твоя мать и твой отец получили бы его. И потом ты, когда-нибудь однажды снова.
Ты хотела не дом? Я признавал решение Берты завещать это тебе, прямо-таки удачный ход.
— Я люблю дом, но это тяжёлое наследство.
— Я могу представить, что ты подразумеваешь.
— Твоя сестра знает, что я нахожусь здесь?
— Да. Я позвонил ей.
— Она спрашивала обо мне?
— Немного. Она хотела знать, говорили ли мы о Розмари.
— Нет, мы не станем.
— Нет.
— Если только ты хотел поговорить о ней.
— Я уловил всё только с краю, я был моложе, чем она и тогда ещё мальчик. И ты
знаешь, вероятно, как это было тогда у нас. Я думаю, с моей матерью. После смерти Розмари
Мира больше не была собой. Она больше не говорила ни с кем, даже с моими родителями,
прежде всего не с моими родителями.
— И с тобой?
— Со мной тоже. Во всяком случае, иногда.
— Ты поэтому остался здесь? Как переговорная трубка между твоими родителями и
твоей сестрой
— Ерунда.
— Я только спросила.
— Представь, Ирис, у тебя нет монополии на любовь к болотному озеру и берёзовым
лесам, к шлюзу и к дождливым облакам над пастбищем. Да, представь хоть раз.
— Ты романтичный.
— Ты тоже. Во всяком случае, кое что я хотел сказать. Итак, о Мире. После смерти
твоей кузины она не сбилась с пути, не принимала никакие наркотики и также не опустилась.
Мира сидела целый день в своей комнате и училась, чтобы сдать выпускные экзамены. Она
сдала лучший математический аттестат зрелости школы и имела ноль целых каких-то
десятых, и изучила юриспруденцию в рекордное время. Мира имеет учёную степень.
— Почему? Параграф 218? ( прим.пер.: УК ФРГ параграф 218 "Аборт" )
Это у меня вырвалось неожиданно. Макс прищурил глаза. Он пронизывающе
рассматривал меня.
— Нет. Право застройки.
Возникла неприятная пауза. Макс провёл рукой по своему лицу. Потом он немного
небрежно сказал:
— У меня есть с собой короткая статья о ней. Заметка больше о том, что она теперь
партнёрша в Берлинской канцелярии, которая была несколько недель назад в юридическом
журнале. Ты хочешь взглянуть?
Я кивнула.
Макс неловко вытащил из своего заднего кармана две вырванные и вдвое сложенные
страницы. Следовательно, он намеревался поговорить о своей сестре. Имеются ли у него ещё
дальнейшие планы на вечер?
— Э... в этом есть также фотография.
— Фотография Миры? Показывай!
Я схватила страницу и увидела фотографию.
Всё начало вращаться. Лицо на странице приближалось, и потом снова удалялось. Я
вспотела. В моих ушах стучал этот безобразный уродливый грохот. Только не упасть сейчас
в обморок, падение будет концом. Я взяла себя в руки.
Лицо на странице. Лицо Миры. Я ожидала увидеть светскую стрижку, чёрную и
блестящую как шлем, элегантный костюм, если уж не чёрного цвета, тогда, вероятно, серого
или если по мне, так эксцентрического тёмно-фиолетового. Сексуальная и утончённая, и