отвернулась от меня и встала с кровати. Я слышала, как она кругами ходила по комнате.
Длинная молния взвизгнула, когда Розмари застегнула её решительным рывком, как я позже
поняла — это было фиолетовое платье с прозрачными рукавами. Она хотела уйти? Всё же
сестра пойдёт к Мире. Наверное, они хотели встретиться, чтобы вязать маленькие чёрные
шапочки и маленькие чёрные жакетики для младенцев с седыми волосами.
Я слышала, как Розмари прокрадывалась вниз по лестнице. Я была уверена, что прежде
чем она достигнет последней ступеньки, весь дом сбежится на этот шум и станет ждать её
внизу. Однако ничего не происходило. Я ещё слышала шум кухонной двери, значит, сестра
вышла на улицу со двора. Это было умно, так как латунный колокольчик, конечно, разбудил
бы тетю Харриет. Потом тишина.
Я должно быть снова заснула, потому что испугалась, когда на моё плечо мягко, но
настойчиво легла рука. Я подумала, что вернулась Розмари, но это была моя бабушка,
которая стояла у моей кровати. Розмари не было. Я сонно щурилась на Берту. Обычно она не
поднималась в верхние комнаты в своих ночных путешествиях. Моя мать спала внизу и
должна была что-нибудь заметить.
— Пойдёмте, — шептала Берта.
Её белые распущенные волосы свисали вниз. Она не надела вставные зубы, поэтому её
рот выглядел так, как будто он проглотил сам себя. Я постаралась разговаривать с ней
дружелюбно.
— Бабушка, я провожу тебя снова в кровать, да?
— Кто Вы всё же, моя маленькая фрейлейн?
— Это я, Ирис. Твоя внучка.
— Это правда? Я должна поймать.
— Стоп, подожди. Я пойду с тобой.
Я спотыкалась за Бертой по лестнице вниз, она была быстрой.
— Нет, бабушка, не выходи на улицу. Пойдём в постель!
Но Берта уже сняла ключ с крючка, вставила в замок, повернула и нажала щеколду,
задребезжал латунный колокольчик. Моя мать спала, Инга ещё должна была быть наверху.
Берта вышла. Здесь снаружи было теплее, чем в старом доме, и светлее. Луна светилась
под тёмно-синим небом. Она была большой и почти полной, и разрезала острые тени от
травы. Берта сбежала на ступеньку вниз и резко остановилась, как будто наткнулась на
невидимую каменную стену. Она на что-то смотрела, что было впереди неё в воздухе, а не
витало над головой. Я присмотрелась. Вообще-то, её взгляд всегда блуждал вокруг, как
будто искал на чём задержаться. Но теперь она что-то видела. И тогда я тоже это увидела.
Высоко в иве сидела какая-то фигура.
Только после более долгого рассмотрения я смогла различить Миру и Розмари. Они
сидели так близко друг к другу, что невозможно было воспринимать их контуры отдельно.
Потом одна фигура отделилась, это была Розмари, и медленно соскользнула с ивовой ветки
на плоскую, но лёгкую крышу зимнего сада. Нам не разрешали так делать, зимний сад был
старый. Кровля была не плотной, каждое второе стекло было выпрыгнувшим или частично
выдвинутым из своей рамки. Розмари балансировала наверху вдоль металлической рамы.
Рукава её одежды надувались на ночном ветру, руки белоснежно мерцали. Я не могла
кричать. Рот и язык ощущались так, как будто на них легла толстая серая паутина. Берта
рядом со мной начала дрожать.
Мира закричала. Мне понадобилось несколько секунд чтобы понять — эти крики
действительно исходили от человеческого существа. На один момент я отключилась, и когда
снова взглянула на Розмари, она смотрела мне прямо в лицо. Я испугалась. Её глаза в лунном
свете были почти белыми. Казалось, что сестра улыбается своей хищной улыбкой, но,
вероятно, только потому, что её верхняя губа над резцами была так вдавлена. Внезапно она
отбросила голову назад, встала ногой на металлическую раму и перепрыгнула на стекло.
Ничего не произошло, оно только хрустнуло. Мира замолчала. Протянула руку. Розмари её
схватила.
И потом всё случилось: Мира дёрнулась назад. Розмари ударила её электрическим
током. Она потеряла руку своей подруги. Грохот и хруст. Какой-то глухой удар и какой-то
не заканчивающийся вынужденный пронзительный лязг: оконное стекло отделилось из
крепления от других стёкол и упало на землю. Стекло раскололось о камень. Стекло
раскололось. Стекло. Лунный летний ночной воздух искрился от пыли осколков и черепков.
Я закричала и побежала в дом, чтобы позвать мою маму и Харриет. Когда я вбежала в
прихожую, все три сестры уже встречали меня. Инга была не в ночной пижаме. Мы вместе
побежали в сад. Мира слезла с ивы, стояла на коленях рядом с Розмари и кричала.
Розмари лежала спиной на светлых камнях. Ночной ветер играл с рукавами её одежды.
Осколки стекла окружали их как кристаллы. Маленький кровавый ручеёк вытекал из её носа.
Харриет бросилась к своей дочери и начала делать искусственное дыхание рот-в-рот.
Моя мать и тетя Инга побежали в дом и вызвали машину скорой помощи. Она приехала и
забрал с собой Розмари, Миру и Харриет.
Когда они уехали, осталась тёмная лужа крови.
Выяснилось, что Розмари умерла от повреждения головного мозга. Она потеряла
немного крови.
Лужа крови была от Миры.
Таким образом, мы узнали о прерывании беременности, которое Мира предприняла за
день до того.
Берта исчезла. Мы должны были её найти. Криста, Инга и я радовались, что должны
были что-то делать. Вместе мы бродили посреди сада. Она стояла возле смородиновых
кустов.
— Анна однажды меня приклеила.
Берта неуверенно мне улыбалась.
— Ты — не Анна.
Я покачала головой.
— Где Анна? Скажи-ка. Я не маленькая, чтобы шлёпать этими шариками.
Она указывала на ягоды.
— Мы не должны хандрить? Я думаю, это не лучше. Или как? Говори уже. Нужно
быстро прыгать. Если мы хотим. Я бедное дитя. Я бедное дитя.
Берта стала еще беспокойнее. Она снова и снова наклонялась, чтобы поднимать
упавшие ягоды с земли.
— И там всё ещё танцевала и танцевала. Здесь только молот. Только всё таки не могут.
Так же как это было однажды. Пост часового здесь. Тра-ла-ла. И теперь всё.
Она заплакала.
Кроме того, она наложила в пижамные брюки. Я бы тоже с удовольствием поплакала.
Но не стала. Я взяла Берту за руку, но она злилась и вырывалась. Я повернулась и ушла, это
должны были делать Криста и Инга. Я этого не умела. Берта пошла следом за мной, когда
увидела Кристу и Ингу, то замахала руками и бросилась им на шею.
— Здесь будет моя мать! Это такая радость. Ваша милость.
Инга и Криста подхватили Берту под руки, я медленно поплелась за ними. Собственно,
здесь не нужно было понимать, кто кого поддерживал.
С той ночи я отказывалась каждую последующую ночь задавать себе вопросы:
Что Розмари хотела мне сказать? Почему хотела меня разбудить? Хотела ли она
поговорить со мной? Хотела ли, чтобы я поговорила с Мирой? Хотела ли, чтобы я
сопровождала её? И если да, где она первоначально хотела оказаться? Вероятно, в шлюзе
или у озера, чтобы плавать? Может просто на яблоне за домом? Может даже с тётей
Харриет? Видела ли она, как я и Берта стояли там в темноте? Почему я не кричала? Почему я
не могу понять? Знала ли она, что Мира сделала аборт?
Если нет, то, что Мира рассказала ей тогда вечером, и не потому ли Розмари прыгнула?
Жизнь для жизни? Если да, то она, вероятно, хотела рассказывать мне об этом? Если да,
стало ли ей легче? Если да, испугалась ли она? И почему туда залезла? Зачем прыгнула? Это
было одолжение? Это была прихоть? Она это запланировала? Мира отпустила её случайно?