— Что с ним случилось?
— Думаю, старина Клит перевернулся бы в гробу, узнав, как мало огорчился малыш Джекки. Он открыл в центре Далласа салон моды и книжную лавку и стал жить с молодым актером, снимающимся в рекламных роликах. Я слышала, они оба очень счастливы.
Она сообщила об этом с удовлетворением в голосе. Все, что унижало Клита Мартинсона, позволяло ей сводить с ним счеты.
«Роллс-ройс» свернул с асфальтовой дороги и въехал через ворота в ухоженные частные владения. Дома нигде не было видно.
Джеф разглядывал подстриженные газоны, одинаковые деревья. Затем в конце дороги он увидел большой белый особняк, построенный в южном стиле. Джеф залюбовался длинными изящными колоннами, высокими окнами, просторной верандой, красивым балконом на втором этаже. Дом произвел на него впечатление.
— Вам это знакомо? — спросила она.
— Да. Да, знакомо.
Однако он испытывал недоумение.
— Тара, — просто произнесла она.
— Тара? «Унесенные ветром»?
— Вы абсолютно правы, — насмешливо сказала Дорис Мартинсон. — Собираясь строить новый дом, они увидели «Унесенных ветром». Дженни Мартинсон еще была жива в те дни. Она сказала: «Клит, почему бы нам не построить такой дом?» Он это сделал. Заказал копию Тары, только больших размеров, с кондиционерами. Они занимают большее пространство, чем установленные в нью-йоркском «мюзик-холле». На свадьбе присутствовали тысяча шестьсот гостей, и дом был заполнен не до конца. Сейчас, конечно, здесь одиноко. Я бы продала его, если бы кто-то мог позволить себе купить такой особняк. Думаю, когда я снова выйду замуж, я отдам его под сиротский приют или школу.
— Вы собираетесь снова выйти замуж, — сказал он.
Это прозвучало скорее как вопрос, чем как утверждение.
— О да, — ответила она.
Они подъехали к дому. «Роллс-ройс» остановился плавно, почти незаметно. Чернокожий дворецкий в форме подошел к автомобилю, чтобы открыть дверь.
— Оставь чемодан мистера Джефферсона в гардеробной. Возможно, он улетит после обеда.
Она вошла в дом. Джеф смотрел на нее, думая о ее последней фразе.
Они пообедали в большой столовой, обставленной в полном соответствии с архитектурой. Там стояла английская и американская антикварная мебель. На огромном колониальном камине находилось множество изящных серебряных статуэток. Стены комнаты были темно-зелеными. Цветовая гамма всех комнат служила льстящим фоном для красоты Дорис.
Позже им подали кофе в просторной гостиной перед высоким камином из красного кирпича, обшитым светлыми деревянными панелями. Наливая кофе Джефу, Дорис наклонилась, и он увидел, что под ее красным бархатным платьем ничего нет. Она и не нуждалась в бюстгальтере. Груди Дорис казались сейчас более розовыми, чем ее лицо, и более полными, чем в автомобиле. Если она сознательно хотела разволновать Джефа, то ей удалось это сделать.
Она протянула Джефу его чашку с кофе, и он ощутил тот же жар, что и во время родео, когда она дала ему виски.
— Вне бизнеса Клит был занудой, — сказала Дорис. — Вульгарным занудой. Он мог забраться в постель, не сняв сапоги со шпорами. Он вел себя, как мужлан с ранчо, трахающий овцу. Он не умел расслабляться. Занимался сексом точно так же, как покупал землю и нефть, строил здания, руководил фабриками. Произносил минимум слов. Он ничего не смыслил в любви. Я была его женщиной, и это давало ему право. Это было грубой, примитивной еблей.
Вульгарное слово, прозвучавшее в изысканной комнате из уст красивой женщины, заметно поразило Джефа. Она улыбнулась.
— Слуги находятся в другой части дома. Так что не беспокойтесь, если только, конечно…
Она подалась вперед, улыбнулась, заглянула ему в глаза, продемонстрировала еще большую часть бело-розового бюста.
— Господи, не говорите мне, что после всего пережитого мною я встретила пуританина.
Она засмеялась.
Это рассердило Джефа. Возможно, потому, что она была близка к правде. Почти каждый раз, сблизившись с женщиной, он думал о грехе и своей матери. Даже Джоан ощущала это, не догадываясь о причинах. Однажды она спросила: «Кто сидит на краю кровати, когда ты занимаешься со мной любовью? Почему мы не можем побыть вдвоем?» В ту ночь он покинул их постель и заснул на диване в кабинете.
— Что значит «после всего пережитого»? — резко спросил он.
Дорис снова засмеялась. Рассерженно, словно желая наказать ее, Джеф схватил женщину за руку, резко потянул к себе. Если он причинил боль Дорис, то ей это понравилось еще больше. Она не возмутилась, не оказала сопротивления. Когда он поцеловал ее, она охотно раздвинула губы. Его руки устремились к ее бюсту; платье оказалось уже расстегнутым. Груди Дорис были крепкими, они заполнили его руки, точно богатый урожай. Когда он сжал их, она прильнула к нему не только бюстом, но и всем своим телом.
Холодная, сдержанная, опытная женщина внезапно стала дикой, необузданной. Когда он шепотом предложил ей пойти в спальню, она заявила: «Нет, прямо здесь!» Дорис было важно, чтобы он овладел ею тут, сейчас, в огромной красивой гостиной Клита Мартинсона. Он совершил это. На ковре. Перед камином. Рождество в этом году началось рано.
Ее дыхание участилось, стало глубоким, неровным. Потом оно выровнялось, Дорис задышала спокойнее. Когда все закончилось, она протянула руку к столу, нащупала сигареты и зажигалку. Дорис зажгла две сигареты, затянулась каждой из них и протянула одну Джефу.
— Я не курю.
— Тебя никто не заставляет, — сказала она. — Дорогой, делай только то, что хочешь.
Дорис бросила сигарету в полыхающий камин, сделала затяжку, выдохнула дым.
— Ты останешься! — внезапно и требовательно произнесла она.
— Ты обещала отправить меня назад твоим самолетом. Сегодня. Помнишь?
— Ты должен остаться.
Это был конец дискуссии.
Она встала; ее платье было распахнуто, красный бархат подчеркивал белизну кожи, распущенные темные волосы падали на плечи. Она сделала последнюю затяжку, бросила окурок в огонь. Потом взяла Джефа за руку и потянула. Если бы он не вскочил, она бы подняла его.
Они поднялись по широкой лестнице и пошли по коридору к ее апартаментам, расположенным в дальней части дома. Она провела его в спальню с большой круглой кроватью. Мебель, кружева, запах — все говорило о том, что здесь живет женщина. Дорис подтолкнула Джефа к кровати, сбросила платье на пол. Затем она начала раздевать его.
— Если я остаюсь, мне надо позвонить.
— Звони, — сказала она, продолжая снимать с него одежду.
Пытаясь сосредоточиться, он набрал номер и попросил соединить его с Лос-Анджелесом. Он услышал голос горничной Марты: Миссис Джефферсон в ванной.
— Позови ее.
Через несколько секунд Джоан взяла трубку.
— Джеф?
— Джой?
— Где ты?
— Амарильо. Я опоздал на последний самолет.
— Вероятно, трахался в мотеле с официанткой! — обвиняюще произнесла она.
— Джой!
Дорис уже полностью раздела его. Прижалась к нему сзади. Он ощутил прикосновение ее грудей и теплого тела.
— Ты обещал вернуться домой.
Дорис находилась так близко, что она могла слышать всю беседу. Когда он повернулся, чтобы отодвинуть от нее трубку, она тоже переместилась вместе с ним. Ее тело было влажным.
— Какие-то неприятности? — спросил он.
— Нет, все нормально. Просто сегодня я… я хотела поговорить с тобой.
Ее голос звучал печально. Она словно снова стала юной девушкой, нуждавшейся в нем. Но он знал, что это не может быть правдой.
— Извини. Я опоздал на самолет! — сухо повторил он.
Дорис провела своими длинными ногтями по его плечам и груди. Он почувствовал, как по коже побежали мурашки. Она встала перед ним, посмотрела в глаза, улыбнулась; она наслаждалась его смущением и размолвкой с Джоан.
— Я уже вижу, как ты бежишь к самолету, — сказала Джоан, — и не попадаешь на него.
— Мне кажется, ты слишком много выпила!
— А мне кажется, что ты перетрахался!
— Джой!
Дорис провела ногтем по его твердому, плоскому животу. Сжала рукой поднимающийся член Джефа. Эрекция завершилась почти мгновенно. Он начал отворачиваться от Дорис с трубкой, прижатой к уху. Но она резко повернула его обеими руками. Прижалась лицом к нему, укусила чуть ниже пупка. Он на мгновение сжался от неожиданности. Дорис принялась умело работать своим дразнящим языком, опускаясь ниже.