Теперь ты можешь рассердиться. Или просто слушать меня. И думать. Потому что тебе есть о чем думать. Особенно после номинации твоей жены. Я знаю, твои семейные дела обстоят не очень-то хорошо. Даже если бы я не выяснила это, я бы догадалась. Я поняла все, увидев твое имя в списке звезд, которых ТКА могла направить сюда для выполнения этой работы.
— Работы? — возмущенно повторил Джеф.
— А как бы ты это назвал? «Личное появление»? Мы поторговались о цене. Ты согласился, прилетел сюда, сыграл свою роль и получил гонорар. Мы называем это работой, мистер. Я заподозрила, что у тебя появились проблемы, когда стало сложным получать твои картины для экрана. У меня есть договор с распространителем из Далласа. Мне присылают первую копию фильма с участием Джефа Джефферсона. В последнее время новых картин не было. И твое имя упоминается в прессе только в связи с твоей работой в Гильдии киноактеров. И я сказала себе — они не могут ладить. Если она поднимается вверх, а он скатывается вниз. Теперь, после ее номинации…
Дорис не закончила фразу. Она ждала его реакцию.
— И ты решила… Хитрая самоуверенная стерва! Кто дал тебе право думать, что если у меня появились проблемы, я… кем ты меня считаешь?
На ее лице снова появилась едва заметная самоуверенная улыбка.
— Ты же здесь, верно? — тихо сказала она.
Он испытал сильное желание ударить Дорис по ее красивым губам. Но она не отпрянула от него.
— Тебе не будет плохо, — продолжила она. — Подумай об этом. Тебе не придется ни о чем беспокоиться. Ни о карьере, ни о возрасте.
Он жестко посмотрел на нее, но она выдержала его взгляд.
— Мы — отличная пара. Прекрасно смотримся вдвоем. Подходим друг другу по возрасту. В постели. Мы можем стареть вместе. Достойно. Комфортно. Я получила бы то, о чем всегда мечтала. А ты обрел бы покой и финансовую стабильность. Это весьма важно для актера, разменявшего пятый десяток.
Она коснулась рукой его бедра. В первый момент он испытал желание отодвинуться. Но ее сексапильность привлекала его сильнее, чем деньги. То, что Джоан отвергала, эта женщина хотела, причем с жадностью. Приятно, когда тебя хотят. Он сдался, позволил ей трогать себя. Наконец он снова вошел в нее — с большей легкостью, чем в первый раз.
Она предавалась любви с жаром, неистово. Была горячей, влажной, агрессивной. Или такой она становилась только с ним? Может быть, она вела себя так с любым понравившимся ей мужчиной? Сейчас это не имело значения. Она хотела его. Он хотел быть желанным. Это всегда было достаточным оправданием секса.
Проснувшись, он обнаружил, что находится один. Он приподнялся в изумлении на незнакомой круглой кровати. Увидел в дальнем углу комнаты Дорис. Она была в знакомом ему красном бархатном халате. Она слегка раздвинула шторы и смотрела на рассвет. Джеф встал с кровати и подошел к ней. Она заметила его приближение, но не повернулась. Он обнял ее. Она схватила его руки, прижала к своим грудям. Ее крупные соски поднялись, отвердели, однако она продолжала смотреть в окно.
— Я ненавижу Техас. Эту жару и пыль. Ветер и снег. Но, кажется, я буду всегда скучать по техасским рассветам.
Он внезапно понял, что она говорила так, словно он уезжает с ней. Внутреннее сопротивление заставило Джефа замереть.
— Подумай об этом, — сказала она, не сомневаясь в том, что его окончательное решение будет положительным.
Он промолчал, и она добавила:
— Из безработного актера ты можешь превратиться в одного из самых независимых мужчин на свете. Тебе не придется ждать телефонного звонка. Листать голливудские газеты в поисках информации о запланированных съемках. Узнавать у Доктора, рассматривают ли твою кандидатуру. И позже — почему тебя отвергли. Ничего этого не будет. Тут есть о чем подумать.
Она почувствовала себя победительницей, когда его пальцы сжали ее груди. Но она также знала, как опасно одерживать победу над мужчиной. Особенно с помощью неоспоримой правды.
— Это лучшие аргументы в пользу того, чтобы стать жиголо, какие мне доводилось слышать, — сказал он.
Она повернулась к нему.
— Я говорю о браке, мистер!
Дорис казалась такой искренней, обиженной, что он пожалел о своих словах.
— Как ты ни называй это, суть остается той же.
— Называй это как хочешь. Только скажи «да».
Он отвернулся от нее, в темноте добрался до кровати, отыскал одежду и собрался одеться.
— Бритвенные принадлежности в ванной. Там есть все необходимое, — сказала Дорис.
Он направился в ванную, но она крикнула:
— Не эта!
Он нашел вторую дверь, шагнул туда и обнаружил мужскую ванную, облицованную голубым кафелем. Морской мотив присутствовал в полотенцах и оформлении медицинского шкафчика. Джеф взял безопасную бритву, нанес на кожу дорогую ароматную пену для бритья и начал бриться.
Глаза Джефа были прикованы к их отражению в зеркале. Мягкие, нежно-голубые, обезоруживающие мальчишеские в более раннем возрасте, с годами они потеряли выразительность. Возле них появились морщинки, зарождающиеся «мешки». Все это можно ликвидировать с помощью операции. Кожу лица подтягивают с той же легкостью, что и струны скрипки. Волосы можно ежемесячно подкрашивать.
Однако все эти меры временные. Вскоре человек начинает походить на пятидесятилетнего юнца с неподвижным лицом и выжженными волосами. Лучше всего, как она сказала, стареть достойно. Постепенно переходить на роли более зрелых персонажей. Он решил, что, вернувшись сегодня в Лос-Анджелес, он позвонит Доктору, устроит с ним долгое совещание вдали от офиса ТКА, и обсудит новый подход к карьере Джефа Джефферсона.
Он пришел к этому заключению, выйдя из-под душа. Поискал полотенце, но Дорис протянула его Джефу. Ее волосы уже были стянуты в пучок и заколоты. Так она выглядела еще лучше.
Она сидела на ящике для белья, положив подбородок на кисти рук. Она любовалась вытирающимся Джефом, как школьница.
— Ты всегда сердишься, принимая душ?
Он перестал вытираться и посмотрел на нее.
— Я видела, как ты намыливаешься, поворачиваешься, закрываешь глаза, подставляя лицо под душ. Ты рассержен. Причина в моих словах?
Он повесил полотенце на крючок и поискал глазами свою одежду.
— В шкафчике есть чистые трусы, — сказала Дорис.
Он посмотрел на голубую дверцу, на которую она указала, открыл ее, увидел на полках стопки из трусов и шелковых маек.
— Тридцать второй? — догадалась Дорис.
— Как ты догадалась?
Она молча шагнула к шкафу, вытащила трусы и шелковую майку.
— Сорок второй?
Он кивнул. Она протянула ему белье.
Джеф взял его, улыбнувшись.
— Тут, похоже, есть все размеры?
— Не все. Майки — с сорокового по сорок шестой. Трусы — от двадцать восьмого до тридцать шестого. Мелкие и слишком крупные мужчины меня не интересуют.
Джеф начал надевать трусы и заметил ярлык — «Герцогиня Мара».
— Рубашка? — спросила Дорис.
— Шестнадцать, тридцать четыре.
Она открыла вторую дверцу шкафчика, выбрала легкую голубую рубашку из тонкого английского поплина, проверила размер и протянула ее Джефу.
— Мой любимый цвет для мужских рубашек. Он отлично подойдет к твоим глазам и светлым волосам.
Он надел рубашку. Она была нежной и легкой. Он застегнул пуговицы, глядя в зеркало. Дорис была права — цвет шел ему. Он воспользовался расческой, уложил влажные волосы, бросил последний взгляд на свое отражение и собрался выйти из ванной.
— Мы позавтракаем на веранде, — сказала Дорис.
— Я должен вернуться домой, — твердо произнес он.
— Думаю, ты не захочешь, чтобы я полетела с тобой.
— Лучше этого не делать.
— Наверно, теперь я знаю ответ, — призналась она. — И причину. Я сделала предложение на год раньше, чем следовало. Ты еще не готов. Хорошо, я могу подождать. Однако кое-что я хочу знать сейчас. Нам хорошо вдвоем? Это может сработать?