Позже, днем, в офис Доктора позвонил его старый друг, Кошачий Глаз Бастионе.
— Док? Мой парень был там сегодня утром. Мы сделали хорошее предложение. Считай это одолжением тебе. Пять процентов в неделю. Пятьдесят тысяч.
— Спасибо, Кошачий Глаз. Но не забудь — когда он попадет в затруднительное положение, сначала позвони мне. Прежде чем ты что-либо сделаешь.
— Ты меня знаешь, Док.
Помолчав, Бастионе добавил с некоторым смущением:
— Док… может быть, ты сделаешь кое-что для меня…
— Конечно, Кошачий Глаз! Что угодно!
— У меня здесь есть одна девушка. Славная маленькая итальянка. Она умеет трахаться и держать язык за зубами. Никогда не поставит мужчину в неловкое положение. В конце концов, у меня есть жена и дети. Ну, ты сам все понимаешь, — сказал Бастионе тоном студента-первокурсника.
— Конечно, Кошачий Глаз. И что?
— Она не удовлетворена тем, что поет в «Ше Пари». Говорит, что с ее голосом и грудями она может стать звездой в кино и на телевидении. У меня нет связей на телевидении.
— Ты считаешь, что она может стать звездой, Кошачий Глаз?
— Видел бы ты ее груди. Но голос… — честно признал Кошачий Глаз. — И все-таки пристрой ее в какое-нибудь шоу, ладно? При каждом свидании я устаю от ее жалоб и слез. Она говорит, что я гублю ее жизнь и карьеру. Теперь она уже начинает ныть до того, как мы забираемся в постель. Ладно бы только после. Я могу быстро заснуть. Но так это убивает все удовольствие от секса. Ты меня понимаешь.
— Кошачий Глаз, — сказал Доктор, — если эта сделка с Тафтом состоится, я ее пристрою в Си-би-эн. Если нет — найду другой способ.
— Спасибо, Док, — с благодарностью в голосе произнес Бастионе. — Я знал, что ты поймешь.
Акции «Федерейтед Электроникс» были выпущены, как планировалось, с номинальной стоимостью пять долларов, но продажная цена на Западном побережье сразу составила девять долларов. Энсон Тафт узнал эту новость во время совещания. Секретарша вручила ему записку. Эта высокая блондинка по имени Баффи, казавшаяся в рабочие часы неприступной и деловитой, была любовницей Тафта. Она могла, отказывая Тафту, доводить его до состояния безумия, что отражалось на работе всей компании. Бешенство Тафта представляло опасность для карьер и целых программ. Отдав записку боссу, Баффи отошла к двери, подождала, пока Тафт читал ее, и посмотрела на него. Их глаза встретились. Они оба умело скрыли свое ликование. Через неделю-другую они смогут пожениться.
На третий день после выпуска акций «Федерейтед Электроникс» Коун позвонил Энсону Тафту. Заставив ждать трех других абонентов, Тафт ответил Доктору.
— Как наши дела, мистер Коун?
— Сегодня курс продажи — четырнадцать с половиной, покупки — тринадцать с половиной.
— Отлично! — радостно отозвался Тафт, быстро вычисляя в уме. Десять тысяч умножить на тринадцать с половиной. Прибыль уже составила восемьдесят пять тысяч, хотя прошла только половина недели.
— Вы можете выйти сейчас из игры с хорошим наваром, — осторожно предложил Коун.
— Я подожду, — сказал Тафт. — До двадцати!
— О’кей, — отозвался Доктор, ожидавший такого ответа.
Затем он добавил легкомысленным, шутливым тоном:
— Не забывайте, говорят, что на Уолл-стрит водятся три вида животных: быки, медведи и кабаны.
Они оба рассмеялись. Доктор положил трубку и тотчас позвонил своему брокеру на Беверли-драйв.
— Дейв, какова ситуация с «Федерейтед Электроникс»?
— Господи! Надеюсь, вы их уже скинули?
— Я спрашиваю для друга.
— О, — с облегчением выдохнул брокер. — Мы продали акции большинства наших клиентов. Мы считаем, курс достиг потолка и теперь начнет падать. Когда это произойдет, берегитесь! Позвоните вашему другу, пусть продает.
— Хорошо, хорошо, — торопливо сказал Ирвин Коун, словно он спешил освободиться, чтобы оказать услугу другу.
Однако, положив трубку, он позвонил не Энсону Тафту, а Спенсу Гоулду. На все вопросы Спенса Доктор ответил только одной фразой:
— Когда Тафт позвонит, немедленно свяжись со мной.
В понедельник, когда на Побережье открылась биржа, курсы покупки и продажи составили пять и шесть долларов соответственно. В одиннадцать часов Тафту позвонил мистер Бартон. Он напомнил мистеру Тафту, что пришел срок выплаты процентов в размере двух с половиной тысяч долларов наличными.
— Не беспокойтесь! — нервно ответил Тафт. — Я отдам их вам. — Когда?
— Завтра!
— Хорошо. В противном случае мне придется обратиться в наш отдел сборов. Хотя мне очень не хочется поступать так по отношению к человеку, имеющему жену и детей, — зловеще произнес Бартон.
Тафт положил трубку, решив выждать один день. К шести часам по нью-йоркскому времени, когда закрылась биржа на Тихоокеанском побережье, курсы покупки и продажи упали до трех с половиной и четырех долларов при минимальном объеме сделок.
Все остальные сотрудники Си-би-эн ушли домой. Только Тафт оставался в своем темном кабинете над Рокфеллер-Плаза. Он посмотрел на город, на Пятую авеню с ее яркими магазинными витринами и потоком такси, частных автомобилей, автобусов. Внизу люди катались на коньках по льду под музыку, не проникавшую через стеклянные окна комнаты.
Баффи тихо вошла в кабинет. В окне появилось отражение ее хорошенького лица и светлых волос. Тафт повернулся, собираясь обнять ее; он протянул руку к груди женщины. Баффи немного отстранилась. Он посмотрел на нее. Лицо секретарши было спокойным, холодным.
— Баффи?
— Что ты собираешься делать? — деловито спросила она.
— Пойдем в «21». После обеда с мартини мой мозг заработает лучше.
— Хм, — произнесла она, отклоняя его приглашение.
— Бафф? — растерянно сказал он.
— Я сегодня приняла решение. Я войду в «21» только в качестве миссис Энсон Тафт. Сейчас это кажется весьма маловероятным, да?
Он повернулся, чтобы прижаться к ней, почувствовать близость ее тела.
— Я выкарабкаюсь! Найду деньги, чтобы откупиться от Селии и обеспечить детей.
— Энс, под это обещание я ела, пила и спала с тобой целых три года. И ничего не произошло.
Ее ледяной тон изумил Тафта.
— Пойми, что я не гожусь на роль экскорта для посещения «21». Я не шлюха, к которой ты можешь заглядывать вечером перед возвращением домой в Гринвич. И я не становлюсь моложе. Я способна позаботиться о себе сама. Именно это я собираюсь сделать.
Иногда по вечерам в офисах над Рокфеллер-Плаза звучит суровая правда.
— Баффи… — с изумлением и обидой в голосе промолвил Тафт.
— Я люблю тебя, Энс. Но не так сильно, как ту жизнь, которую я запланировала для себя.
Она начала убирать свою руку, когда зазвонил личный телефон Тафта. Он услышал голос, успевший стать хорошо знакомым.
— Мистер Тафт, в какое время завтра я получу деньги?
— Кто дал вам этот номер?
— Разве он неправильный? — спросил Бартон. — Послушайте, Тафт, у нас есть свои правила. Передав дело в отдел сборов, мы не контролируем их методы работы. Я ясно выразился?
— Да, да. Ясно.
— Итак?
— Позвоните мне утром, — сказал Тафт, пытаясь закончить разговор.
— В какое время?
— Утром.
— Когда именно?
— В одиннадцать. В одиннадцать часов.
— О’кей. Значит, в одиннадцать.
В следующие пятнадцать минут Баффи и Энсону Тафту удалось найти Спенсера Гоулда в парилке «Атлетического клуба». Спенс немедленно позвонил Доктору в Беверли-Хиллз. Через полчаса в кабинете Энсона Тафта снова зазвонил его личный телефон.
— Энсон, это Ирвин Коун. Сожалею о том, что у вас неприятности. Помните, я советовал вам продать «Федерейтед», но вы сказали «нет». Ну, это дело прошлого. Я не хочу, чтобы вы беспокоились из-за Бастионе.