Выбрать главу

— Хорошо, — отозвался Форд и сказал водителю: — Сначала объедем парк.

Шофер свернул на Пятую авеню и поехал в сторону Шестидесятых улиц. Затем лимузин покатил по Парку, по пустынной петляющей дороге, шедшей на север мимо полей, рощ и аллей. Уже давно перевалило за полночь.

Сначала Кларк сидел молча, с угрюмым видом. Так на него действовало виски. Но вскоре, как и ожидала Джанни, он коснулся ее руки; затем его рука осторожно поползла к ее грудям. При других обстоятельствах она бы остановила его; он довез бы ее до дома и поехал один к себе. Сейчас она лишь сделала вид, что хочет избежать сближения; она выбрала такую степень сдержанности, которая не могла оттолкнуть Форда. Наконец она позволила ему засунуть руку ей под блузку. Когда он склонился над Джанни и поцеловал ее в губы, она раскрыла рот. На этом соблазнение было завершено. Его язык проник внутрь Джанни; она ответила на поцелуй Форда.

Он прошептал:

— Поедем ко мне, Джанни, пожалуйста, дорогая?

Она ответила тихим «да».

Его квартира не представляла для нее тайну, вызов. Она провела здесь немало ночей в прошлом. Ее смутило только выражение лица лифтера; он узнал Джанни, пожелал ей хорошего вечера и не сумел скрыть своего удивления тем фактом, что она вернулась сюда и снова остается на ночь. Войдя в квартиру, Форд протянул руку к выключателю, но Джанни попросила:

— Не надо. Мне нравится смотреть на город из темноты.

Они прошли в гостиную. Джанни направилась к широким дорогим шторам, плотно сдвинутым слугой Кларка. Она раздвинула их.

На другом берегу реки Лонг-Айленд светился рекламой пепси-колы и других известных товаров. Река была черной, маслянистой, периодически в воде вспыхивали отражения красных неоновых огней. Джанет подождала. Но не долго. Кларк ушел в спальню, снял с себя одежду и надел халат. Она увидела его отражение в стекле; он обнял ее. Он прижался лицом к ее шее. Джанет вздрогнула. Это заставило его отстраниться.

Но она крепко прижала его руки к своим грудям. Она почувствовала, что его член твердеет под халатом. Кларк повернул ее к себе лицом, начал одновременно целовать и раздевать Джанни. Когда у него возникали трудности, она ненавязчиво помогала ему, зная, что процесс раздевания женщины давал ему ощущение власти.

Платье соскользнуло на пол. Кларк расстегнул ее бюстгальтер, снял его и бросил через всю комнату, словно этот предмет женского туалета оскорблял его. Лифчик попал в лампу. Ее груди обнажились. Кларк принялся целовать и ласкать языком соски Джанет. Наблюдая за его отражением в стекле, она внезапно ощутила себя войеристкой, следящей за соблазнением.

Наконец Кларк взял ее за руку и повел в спальню. Свежие прохладные простыни заставили Джанет задрожать, но Кларк согревал ее, целовал; он приподнял голову и посмотрел на женщину, потом уткнулся лицом в ее груди. Его руки постоянно ласкали Джанет.

Почувствовав, что его тело напряглось от страсти, она крепко обняла Кларка. Приподняла бедра, впуская в себя большой и твердый член. Джанет обхватила руками и ногами Кларка. Чувство вины, связанное с обманом, покинуло ее. Она любила его. Делала все ради его благополучия, счастья. Она мысленно говорила себе это, занимаясь с ним любовью. Наконец силы обоих иссякли. Опустошенный, но торжествующий Кларк навалился на нее. Он еще находился в Джанет, наслаждаясь ее непрекращающимися пульсациями. Он ощущал себя сильным впервые со дня начала ненавистных репетиций.

Он выскользнул из нее, перевернулся на спину. Дыхание обнаженного, влажного Кларка начало выравниваться. Внезапно он поднялся. Его стройное тело напоминало греческую статую юноши. Кларк покинул комнату.

В такие моменты Джанет могла любить его. Он вернулся, держа в руках бокалы с охлажденным виски. Протянул ей один бокал и принялся сам потягивать спиртное. Его свободная ледяная рука коснулась ее живота. Джанет вздрогнула, засмеялась, произнесла:

— Перестань.

Он убрал руку. То, что он перестал играть с ней по ее просьбе, было плохим знаком. Им снова овладела депрессия.

— Все будет хорошо, — успокаивающе произнесла Джанет. — Пока что паблисити было великолепным. Лучшим за всю историю ТВ.

— Одна ошибка, одна чертова ошибка в эфире, и все погибнет. Я собьюсь перед двадцатью миллионами зрителей. Я буду стоять, как болван, а вы все будете прятаться в аппаратной!

— Все будет хорошо, — сказала она. — Поверь мне, дорогой. Я ведь никогда не обманывала тебя прежде, верно?

— Такого еще не было, — взорвался он, и Джанет насторожилась. Может быть, он что-то заподозрил?

— Доктор меня использовал! — продолжил Кларк. — Думаю, он и не собирался ставить «Короля, королеву, пешку». А ты как считаешь? Ответь мне честно, Джанни.

— Конечно, он хочет сделать это, — солгала она и, испугавшись, что он обнаружит правду, протянула к нему руки. Ее пальцы коснулись его бедра, медленно поползли вверх. Но Кларк не реагировал, что было плохим симптомом. Она знала, что он не мог самоутвердиться с помощью одного полового акта, совершенного за ночь. Внутреннее беспокойство Кларка лишь усилилось.

Она села в темноте, по-прежнему лаская его. Приблизившись к нему, взяла свободную руку актера и прижала к своей груди. Джанет почувствовала, что его член снова поднимается. Когда он поставил бокал и начал целовать ее, она поняла, что все будет хорошо. Наконец он снова лег на Джанет. Она приняла его с большей легкостью, чем в первый раз. Его движения были более спокойными, размеренными; она успела кончить два раза.

Испытав оргазм, Кларк удовлетворенно перекатился на спину. Джанет повернулась и зашептала ему в ухо, точно мать, убаюкивающая ребенка:

— Это будет прекрасный спектакль. Они уже совершили все ошибки сегодня. Эфир будет идеальным. И ты — тоже. Вот увидишь, дорогой.

Он заснул, прижавшись к ее грудям. Губы Джанет находились возле его уха. Убедившись в том, что он крепко спит, она выскользнула из его объятий, встала с постели. Обнаженная, босая Джанет прошла по комнате, остановилась на мгновение у зеркала. Черт возьми, у нее действительно отличные груди! И весьма сексуальные бедра! Только лицо было некрасивым. Но она умела заниматься любовью, давать мужчине многое. Только не соглашалась получать в ответ меланхолию и депрессию.

Она нашла свою одежду на полу гостиной. Одевшись, Джанет открыла дверь, замерла на пороге. Впервые в жизни она чувствовала себя шлюхой. Поколебавшись, она закрыла дверь, нажала кнопку. Приготовилась к встрече с лифтером.

Ожидая его, она повторяла про себя: «Джанни, Джанни, Джанни, что ты делаешь ради ТКА!»

Она постоянно находилась возле Форда. Во время генеральной репетиции сидела в темной аппаратной, не разговаривая ни с кем, в особенности с Доктором. Несколько раз он пытался заговорить с ней, но она избегала общения с ним. Когда он пригласил ее в комнату для клиентов, чтобы посмотреть, как Джеф Джефферсон дает показания перед телекамерами комиссии по расследованию антиамериканской деятельности, она отказалась пойти туда.

Режиссеру запретили давать какие-либо указания непосредственно Форду. Их передавала актеру Джанни. Она делала вид, будто это были ее собственные предложения. Форд слушал Джанни. Теперь он работал хорошо; он черпал силы в близости и помощи Джанет, ее любви и нежности, которые она дарила ему по ночам. Он начал демонстрировать настоящую актерскую игру.

Во время последнего прогона перед трансляцией все камеры работали слаженно, каждый кадр появлялся на мониторе в нужный момент.

Но самым главным было то, что Кларк Форд наконец-то сыграл великолепно. Вернувшись в гримерную, он застал там не только Джанет, но и Доктора. Коун обнял Форда и просиял:

— Такая игра годится для премьеры на Бродвее!

— Сценарий! — перебил его Форд. — Вы договорились с Максом Андерсоном?

— Агент обещал, что Макс позвонит мне в понедельник, — тотчас ответил Доктор.

— А Сэм Берман? Он вернулся?

— Он еще на побережье. Обсуждает контракт.

— Неправда! — выпалил Форд. — Мой адвокат видел его в субботу в «Сарди»!

— В таком случае я разыщу его еще сегодня.