Когда она попыталась перекатиться по кровати к двери, Джеф схватил ее за руку с такой силой, что следы остались на долгое время. Он притянул Джоан к себе; другой рукой он снял трусы, бросился на Джоан; она ощутила твердость его члена.
— Хорошо, Джеф, дорогой, — тихо, почти умоляюще сказала она. — Хорошо, только не делай мне больно.
Она раздвинула бедра, ожидая, что сейчас начнется обычная прелюдия. Вместо этого он вошел в нее яростно, без подготовки. Джоан пронзила такая боль, что она даже не смогла закричать. Ее влагалище сжалось столь сильно, что Джеф поморщился. Но это его не остановило.
Он начал двигаться; ее сухое влагалище перемещалось вместе с его членом. Испытываемая им боль говорила ему о том, что Джоан тоже больно, поэтому он не останавливался. Постепенно ее внутренности увлажнились. Она начала реагировать; когда боль прекратилась, желание Джефа иссякло.
Так и не кончив, он вытащил из Джоан свой член; он с радостью избавлялся от нее. Они полежали в темноте. Он ощущал едкий запах ее испуга.
Поняв, что его ярость прошла, она немного успокоилась. Однако она чувствовала себя неуверенно. Ей хотелось броситься в ванную, снова принять душ, одеться и поехать на торжественный ужин. Но, боясь разозлить Джефа — он впервые так обращался с ней, — она протянула к нему руку, коснулась его члена, сказала:
— Мы попробуем еще раз.
Прежде чем Джеф снова испытал возбуждение, он отбросил от себя ее умелую руку. Джоан расценила это как разрешение покинуть кровать. Он слышал, как она зашагала по толстому ковру, увидел ее силуэт, исчезнувший в освещенной ванной. Заметил лобковые волосы между точеных бедер — даже сейчас она двигалась неторопливо. Даже после неудачной попытки изнасиловать ее уход был красивым.
Спустя мгновение раздался ее крик:
— Проклятый негодяй! Посмотри, что ты натворил! Я не могу поехать туда! Не могу! Не могу! Не могу!
Она разрыдалась.
Он шагнул к двери ванной; обнаженная Джоан склонилась над позолоченной мраморной ванной; она прижимала к губе окровавленную салфетку.
Она повернулась к нему.
— Подлый тип, посмотри, что ты сделал!
Она убрала салфетку и показала кровоточащую губу.
— Ты сделал это нарочно! Ты не хотел, чтобы я вернулась. Ты не мог вынести это. Завидовал мне. Потому что я получила «Оскара»! Тебе это не светит, даже если ты будешь сниматься ближайшие сто лет! И ты не вынес моего успеха. Поэтому поступил так. Признай это, бездарный негодяй! Признай это!
Она снова заплакала. Скорее от злости, чем от разочарования. Почему-то это позабавило его.
Он тихо произнес, улыбнувшись одними губами:
— Я всегда хотел узнать, насколько приятно трахать лауреата премии академии. Теперь я знаю. Это удовольствие преувеличено. И весьма сильно.
Она села на крышку унитаза. Джоан плакала, как обиженный ребенок. Он повернулся и вышел из ванной, собираясь спуститься вниз, но внезапно зазвонил телефон. Джеф поднял трубку.
Это был Ирвин Коун.
— Джеф?
— Да, Доктор. Что случилось?
— Что случилось? Тут все сходят с ума! Где она?
Джеф представил себе пенсне Доктора, дрожащее на его носу.
— Дома. Она устроила тут маленькие семейные торжества.
— Семейные торжества? — закричал Доктор, впервые за долгие годы их знакомства теряя выдержку. — Она обязана быть здесь!
— Хорошо, Доктор, я скажу тебе, что случилось. Успех разволновал Джоан так сильно, что у нее возникла потребность заняться сексом. Ты знаешь, какой она бывает, когда ее охватывает похоть. Она не может ждать. Может трахнуться с кем угодно. Даже со своим мужем.
Джоан вырвала трубку из его руки.
— Он лжет! — сказала она. — Он избил меня. Поэтому я не могу приехать! Я в крови! Я не смею показаться на людях!
Она снова заплакала.
Джеф забрал у нее трубку. Он молча слушал маленького человека. Голос Коуна звучал изумленно и сердито:
— Как он мог сделать такое? Он сошел с ума? Джоан, Джоан, дорогая, послушай меня. Жди дома, я пришлю врача. Нет, я сам приеду.
Не ответив, Джеф бросил трубку. Возможно, он впервые оборвал Ирвина Коуна. Затем Джеф надел шелковый халат, спустился по лестнице вниз, зашел в бар и смешал себе виски с содовой. Он отнес бокал к бассейну, сел в кресло и стал слушать, как колышет ветер сухие листья пальм. Со второго этажа доносились плач и брань Джоан.
Минут через пятнадцать возле дома появился лимузин Доктора. Машина остановилась почти у самого гаража. Коун незаметно прошел через калитку бассейна. Джеф не сдвинулся с места. Он лишь поднял бокал. Он слышал, как открылась дверь машины, как заскрипела калитка, как маленький человек шел к нему.
— Господи, Джеф! Что произошло? Что ты с ней сделал?
— Не знаю, — ответил Джеф. — Но все равно рад этому.
Доктор посмотрел на него, подумал о том, не следует ли ему возмутиться, потом повернулся и зашагал к дому. Вскоре Джеф услышал голоса. Он не различал слов, но было понятно, что Джоан плачет и обвиняет, а Доктор пытается успокоить ее.
Джефу показалось, что прошло много времени. Наконец Доктор вернулся и обнаружил актера с новым бокалом виски.
— Она не может ехать. С таким лицом. Почему ты так поступил? Ты все погубил! Все! В первую очередь себя самого!
Джеф не ответил; он не стал защищать себя, пускаться в объяснения. Сидя в темноте, он задавал себе один вопрос. И не находил ответа. В прошлом он делал глупости, о которых сожалел, но он хотя бы понимал или думал, что понимает их причины.
Сейчас он не мог найти удовлетворявшего его объяснения. Возможно, он и правда позавидовал ей. Она удостоилась награды, которую он никогда не получит. Или дело было в том, что ее взлет совпал с упадком его карьеры? Или он приревновал ее к другим мужчинам? Все началось с телеграммы от того еврея. Может быть, он, Джеф, страдает антисемитизмом. Если это так, тут есть частичная вина маленького человека, стоявшего сейчас перед ним. С того момента, когда Доктор посоветовал ему «держать цену» и он потерял роль, которую хотел сыграть, Джеф стал мысленно называть Коуна «надменным маленьким евреем». Он испытывал сильное желание разбить вдребезги пенсне Доктора, потом схватить его за лацканы сшитого на заказ смокинга и засунуть обратно в лимузин. Вместо этого Джеф продолжал молча сидеть в кресле.
— Знаешь, — сказал Доктор, — ты выбрал для этого самое неподходящее время. Для вас обоих.
Он рассчитывал услышать какой-то ответ, но Джеф только смотрел на собеседника.
— Значит, она не появится сегодня. Это можно даже обернуть на пользу, — продолжил Доктор. — Когда я уходил с ужина, глава студии уже сочинял пресс-релиз с сообщением о том, что Джоан потрясена победой и не в состоянии явиться на прием. Такого еще не случалось. Это вызовет сочувствие, симпатию. Рассказ о захвативших ее чувствах поможет ей попасть на обложки всех журналов мира, посвященных кино.
— Но если правда всплывет…
Перебив Доктора, Джеф посмотрел на него.
— Конечно, это станет известно, — с долей злости сказал Доктор. — Ей придется пойти к врачу. Завтра ее захотят фотографировать. На следующей неделе Джоан должна была приступить к работе над фильмом. С таким лицом она ничего не может делать. Почему, Джеф?
Джеф отвернулся, уходя от ответа.
— Поползут слухи. Сначала люди свяжут это с ее пристрастием к спиртному, но доктор поймет, что она не падала. Через час после визита к нему весь город узнает о случившемся. Джеф Джефферсон может трахнуть свою жену, только изнасиловав ее. Это было изнасилованием. Не настоящим, но все же изнасилованием. Даже я, последний раз осматривавший женщину в свою бытность интерном двадцать пять лет назад, смог бы безошибочно установить это. И я спрашиваю тебя — почему? Почему?
Джеф не удостоил его ответа.
— Это ревность? Профессиональная ревность?
Джеф покачал головой.