Режиссер — коротышка с вьющимися волосами и толстыми очками — напоминал гнома. Когда дверь лифта открылась, Джеф тотчас увидел этого человека. Уперевшись руками в бока, он изучал пространство, где предстояло разместить декорации и предметы мебели. Их расположение на полу было помечено кусками липкой ленты. Внезапно режиссер спросил свою помощницу, стоявшую возле него с большой книгой в черном переплете:
— Что это, черт возьми?
— Это — банковский сейф, — ответила она. — Тот самый, из которого Валентайн освобождает мальчика.
— Не годится!
— Все соответствует одобренному вами эскизу, — сказала помощница режиссера.
— Не годится! Позовите сюда дизайнера!
— Он сейчас в мастерской на Лонг-Айленде, — объяснила девушка.
— Вызовите его сюда, прежде чем тут будет забит первый гвоздь! — приказал режиссер.
Заметив Джефа и Фредди, он отреагировал на их появление лишь поднятием своего крошечного указательного пальца. Этот жест означал: подождите, я займусь вами, когда придет время. Он продолжил осмотр разметки для декораций, задал еще несколько вопросов девушке, затем послал ее звонить дизайнеру. Наконец он направился к Джефу и Фредди.
Режиссер протянул руку. Его пожатие оказалось значительно более сильным, чем предполагал Джеф.
— Давайте начнем с дружбы, — сказал гном. — Позже она может перерасти в откровенную ненависть. Но сейчас мы будем друзьями. Джеф. И Берни. О’кей?
— О’кей.
— Скоро сюда нахлынут актеры, чтобы взглянуть на очередную голливудскую знаменитость. Которую они уже решили ненавидеть. С другой стороны, не заигрывайте с ними. Это как кормление диких зверей в Сентрал-парке. Они откусят вам руку. Просто будьте mensch.
Он посмотрел на Джефа. — Вам известно, что означает это слово?
— Да, известно.
— Хорошо. Будьте mensch, но и звездой тоже. Не старайтесь быть своим в доску. Будьте звездой, но приятной, порядочной. Если какой-нибудь второстепенный актер ошибется, не возмущайтесь. Если придется сыграть сцену заново, сделайте это. Не жалуйтесь. Потому что бедняга, перепутавший слова, кормится этой работой.
Если я сделаю нечто такое, что вас удивит, не реагируйте, не задавайте вопросов. Я имею в виду следующее: если какой-то актер будет портить сцену, я могу внезапно изменить план съемок, чтобы он не попал в объектив. Это приведет к изменениям и для вас. Если вам это не понравится, дайте мне знать в перерыве, а не на репетиции.
— Хорошо, — сказал Джеф, вспомнив те дни, когда он сам был начинающим актером.
— Самое главное, — отчетливо выговаривая каждое слово, произнес Берни, — не вздумайте меряться со мной силой в присутствии труппы. Я — маленький человек с комичной внешностью, но я могу быть самым злобным сукиным сыном, какого вам доводилось встречать. Так что не давите на меня вашим статусом. Вы — звезда. Я это знаю. Но я — режиссер. Я хочу, чтобы вы помнили это. О’кей?
Джеф заколебался.
— О’кей.
— Тогда мы можем быть друзьями. — Берни направился к своей помощнице, возвращавшейся от телефона.
Когда режиссер отошел, Фредди сказал с некоторым смущением:
— Он — гений телевидения. Тот еще хер. Злой, гадкий хер. Но гений.
— Я таких встречал, — отозвался Джеф.
Он начал расслабляться после лекции Берни, хотя раздражение от нее еще не прошло.
Остальные члены труппы начали появляться. Фредди представлял их Джефу, поскольку режиссер изучал проект декораций. За чашкой кофе Джеф познакомился с девушкой, которой предстояло сыграть роль дочери банкира и возлюбленной героя. Он также познакомился с банкиром, величественным Гомером Клинтоном, и исполнителями других ролей. Мальчик, младший брат девушки, объект героического самопожертвования Джимми Валентайна, отсутствовал, поскольку по утрам он учился в школе.
Девушка, Клер Колтон, была весьма высокой. Она обладала красивым сильным лицом с добрыми, чуткими глазами. Если бы она не была блондинкой, она напоминала бы Джефу Шарлен. Но она была светловолосой. И хорошо сложенной, тотчас отметил Джеф. Она подошла к нему, протянула руку.
— Я всегда считаю, что не мешает пожать человеку руку, прежде чем будешь целоваться с ним.
Джеф улыбнулся. Он бы хотел сказать что-то смешное или остроумное, но ничего не пришло ему в голову. Он понял, что нервничает. Возможно, она тоже это поняла, потому что задержала руку чуть дольше, чем это было необходимо.
К ним подошел режиссер. Он произнес своим высоким, резким голосом:
— О’кей! Мы и так уже потеряли немало времени. Приступим к работе.
Он позвал всех к длинному репетиционному столу, приказал убрать бумажные стаканчики из-под кофе и положил перед собой секундомер.
— Сегодня мне не нужна игра! Только держите темп. Не спите. О’кей!
Он включил секундомер и забормотал:
— Первая камера… логотип… музыка… объявление… название… титры… первая рекламная вставка…
При этом он выдерживал паузы, следя за стрелкой.
— Реклама… реклама… реклама… вступление к теме Джимми Валентайна… камера один — общий вид банка… камера движется вдоль улицы (Ну и улица! Я оторву голову этому дизайнеру!)… теперь объектив смотрит на дверь банка… панорама вестибюля от двери… показываем банк… теперь камера четыре смотрит в обратном направлении… в дверном проеме — молодой человек с чемоданом… он только что прибыл в город… он — наш главный герой! Звезда!
В последних словах маленького человека прозвучала явная насмешка. Но Джеф не посмотрел на него или на кого-то другого, хотя он почувствовал, что сидевшая рядом с ним Клер замерла.
— Первая реплика. Начали! — внезапно произнес режиссер.
Не глядя в сценарий, Джеф произнес свои первые слова из его диалога с девушкой. Он не старался играть, но к концу первой сцены все поняли, что он приехал сюда подготовленным, знающим текст и характер героя, что он серьезно относится к работе актера. Читка прошла хорошо. Профессионализм Джефа успокоил труппу. Он не был очередным голливудским баловнем, которого им придется тащить на себе на протяжении всех репетиций.
Во время читки возник лишь один неловкий момент. Режиссер читал за отсутствующего мальчика, игравшего сына банкира. Берни преднамеренно пародировал детский голос, давая всем понять свое презрительное отношение к истории и сценарию. После этого атмосфера стала более напряженной, но Джеф сдержал свой гнев и закончил сцену под фальшивые вопли мальчика, запертого в сейфе с часовым механизмом.
Все это время Фредди Фейг сидел в конце стола; его лицо постепенно становилось все более багровым. Джеф чувствовал, что его собственное лицо тоже горит, но он ничего не говорил.
Когда читка закончилась, они встали из-за стола. Клер Колтон уронила свой экземпляр сценария на пол. Страницы разлетелись. Джеф помог ей собрать их. Она воспользовалась этим моментом и прошептала:
— Не позволяйте этому самоуверенному наглецу действовать вам на нервы. Вы великолепны. Похоже, мне будет приятно влюбиться в вас.
Но ее слова ободрения были чисто профессиональными. До конца дня она рассказала Джефу о своих детях и муже, преуспевающем стоматологе, который позволял ей играть на сцене лишь потому, что оба малыша ходили в детский сад, и работа делала ее счастливой.
Тем временем Фредди подошел к режиссеру. Джеф никогда не узнал, что именно сказал ему Фредди. Несомненно, речь шла о поведении и манерах Берни. Когда беседа закончилась, Берни вернулся к труппе и заговорил более вежливым и любезным тоном.
— Мы почти уложились по времени, так что больших сокращений не будет, просто кое-где подожмем материал для сохранения темпа. В остальном все отлично!
Джеф знал, что его подготовка не была напрасной тратой времени. При разборке сцен он первым начал работать без сценария. Однако в каком-то смысле подготовленность Джефа, похоже, разрушила Берни. Дважды, когда Джеф с опозданием реагировал на указание режиссера, куда ему следует двигаться, Берни брал его за руку и отводил в нужное место.
На третий раз Джеф произнес достаточно громко, чтобы его услышала вся труппа: