Доктор знал, к чему сводилась проблема. Поэтому он так осторожно подбирался к ее изложению. Джефу предстояло после рабочего дня полететь ночным рейсом в Нью-Йорк, появиться на обеде и вернуться назад утром следующего дня. Из шестидесяти часов на сон останется только шесть. Этот изнурительный режим позволит сберечь несколько тысяч долларов из скупого телевизионного бюджета. Джеф молчал, поэтому Доктор продолжил:
— Честно говоря, если бы я не знал твоего отношения к Старику, я бы даже не стал просить тебя. Конечно, стоит подумать и о другом аспекте. Если Старик уходит в отставку, и мы теряем его защиту, нам не помешает заручиться симпатией к тебе со стороны новых боссов. Твое согласие сделает их нашими должниками.
— Сорок восемь часов на путешествие туда и обратно. Кто напишет мою речь? Что мне придется делать? — спросил Джеф, выставляя как можно больше возражений.
— Речь — это не проблема, — быстро ответил Доктор. — Я осмелился поговорить с Эйбом Хеллером.
— С Эйбом Хеллером? — удивился Джеф. — Ты попросил его написать речь, восхваляющую Старика?
— Есть причина, — сказал Доктор. — Видишь ли, часть проблемы…
— Какой проблемы? — перебил его Джеф, поняв, что Доктор что-то недоговаривает.
— Ребята из КМ надеются, что эта речь станет данью признания всей индустрии. Не только их конкурентов, но всех партнеров КМ, включая сотрудников Союза автомобилестроителей. Их контракт должен быть продлен. Сотрудники Союза боятся, что появление на обеде в честь Старика ослабит их позицию на переговорах. Ребята из КМ считают, что присутствие Джефа Джефферсона, человека, длительное время проработавшего в профессиональном союзе, повлияет на Союз автомобилестроителей, и его руководство тоже придет на торжества.
Джефа возмутило то, что Доктор говорил с Эйбом Хеллером о написании речи, не заручившись его согласием произнести ее. Это означало, что он считал Джефа покорным исполнителем его воли. Это оскорбляло актера. Далее, тут был намек на дружбу между Доктором и Эйбом Хеллером, встревоживший Джефа. Возможно, в этом крылась причина того, что идея Эйба о второй подписи на всех контрактах между ТКА и членами Гильдии постепенно была забыта. Возможно, это объясняло и недавнее обогащение Эйба.
Раздраженный Джеф решил не давать ответа немедленно.
— Я подумаю, — сказал он. — Дай мне день или два.
— В Детройте хотят сделать объявление.
— Я должен вернуться на съемочную площадку.
Джеф считал себя должником Старика и знал, что он поедет в Нью-Йорк, чтобы возглавить банкет. Но он не хотел, чтобы Доктор одержал легкую победу.
К следующему утру Джеф решил, что он полетит в Нью-Йорк только в том случае, если съемочный график позволит ему отсутствовать полных три дня. Один день уйдет на дорогу, второй — на отдых перед обедом, третий — на возвращение. Джеф радовался, представляя, как будет мучиться производственный отдел ТКА, экономящий каждый цент, решая эту проблему. Изнурительная рутина ежедневных телесъемок приносила ему мало удовольствий, и он чувствовал, что имеет право побаловать себя. Он передал свои условия через Элизу.
К вечеру пришло известие от Доктора. Изменения в графике съемок позволяли освободить Джефа на три дня.
Только сев в самолет, Джеф понял истинную причину своего недовольства. Посещение Нью-Йорка возродит боль от потери Шарлен. Он пожалел о том, что потребовал три полных дня. Короткое путешествие, предложенное Доктором, было бы более легким. Может быть, он позвонит Клер Колтон и пригласит актрису и ее мужа Ирвина пообедать. Он оставался их должником с того мучительного вечера, состоявшегося четыре года тому назад. Джеф откинулся на спинку сиденья и начал репетировать речь.
Ему понравилось, что Эйбу удалось выразить восхищение Стариком и избежать при этом фальши. Он не умолчал о жестоких схватках, которыми была насыщена упорная борьба Старика с профсоюзами. Джеф отметил, что эта речь делает его символом новых отношений в промышленности. Бывший профсоюзный лидер выступал от имени корпорации.
Это была речь государственного мужа. Эйб превзошел самого себя. При этом он, вероятно, заработал для ТКА продление спонсорского контракта на пятый, возможно, шестой годы.
Когда Джеф прибыл в «Уолдорф», он обнаружил, что несколько сотрудников КМ и рекламного агентства, включая Карла Брюстера, уже звонили ему, чтобы пригласить на коктейль или обед. Но он хотел быть свободным в этот вечер. Он обязательно позвонит Клер и Ирвину. Возможно, они смогут встретиться с ним. Возможно, пригласят к себе. Этот визит не будет похожим на предыдущий, когда он, Джеф, нуждался в утешении.
Он взял свою записную книжку, нашел телефон Колтонов и сообщил его телефонистке. Она перезвонила и сказала, что номер абонента изменился. Телефонистка набрала новый номер. Ответил мальчик. Когда Джеф попросил позвать Клер, мальчик произнес:
— Мама, это тебя. Не знаю. Какой-то мужчина.
После паузы Джеф услышал ее сдержанный, настороженный голос:
— Алло? Кто это?
— Джеф, — приветливо произнес он.
Она повторила с недоумением:
— Джеф?
— Клер, это я!
— О, Джеф! Какой сюрприз, — сказала Клер с меньшим энтузиазмом, чем тот, на который он рассчитывал. — Где ты?
— Я приехал на пару дней в город, чтобы провести торжественный обед в «Уолдорфе». Я подумал, вдруг вы с Ирвином сможете составить мне компанию… я бы…
Ее молчание перебило его внезапнее любых слов.
— Клер?
— Значит, ты не знаешь.
— Что?
— Ирвин умер. В июле исполнится два года.
— Господи, — растерянно произнес Джеф. — Извини, Клер. Я не знал. Я могу навестить тебя? Или пригласить тебя с мальчиками на обед?
— Дети уже пообедали. А я собираюсь сесть за стол. Если хочешь, приезжай.
— С удовольствием, если ты не против, — сказал Джеф.
— Нет. Приезжай. Я дам тебе новый адрес, — внезапно вспомнила Клер.
Они жили в районе Западных Восьмидесятых улиц, возле Сентрал-парка.
Дом оказался более старым, чем тот, в котором они жили на Ист-Энд-авеню. А квартира — менее просторной. Следы вынужденной экономии были заметны во всем. Но квартира была уютной. Мальчики чувствовали себя весьма неплохо в своей комнате, заставленной авиамоделями, радиолюбительской аппаратурой, пластинками, книгами.
Хотя дети не помнили Джефа как их гостя, они тотчас узнали его как телезвезду. Но это не произвело на них большого впечатления. Клер смущенно объяснила:
— Мы не разрешаем им подолгу смотреть телевизор… я не разрешаю. Ты выпьешь?
— А ты?
Она заколебалась.
— О’кей!
Клер ушла на кухню, Джеф заглянул в комнату мальчиков. Они начали объяснять ему, что они делают с радиоаппаратурой. Похоже, они обрадовались возможности поговорить с мужчиной. Внезапно Джонни, более светлый из братьев, спросил:
— Вы были папиным другом?
— Я знал его, — ответил Джеф. — Он был хорошим человеком, очень хорошим.
— Да, — сказал мальчик. — Раввин тоже так говорит. Папа был умным, он разбирался в самолетах и радио. Он знал все. Когда он вернется…
— Мама сказала, что он не вернется, — перебил брата Дэвид.
— Когда он вернется, — повторил Джонни, — он соберет нам телевизор. Тогда мы сможем смотреть его, когда захотим.
Клер появилась в дверном проеме с бокалами в руках. Она протянула один из них Джефу.
— Если я не забыла, виски с содовой?
Он кивнул. Они почти коснулись бокалов друг друга и выпили.
— Обед будет готов через минуту.
Клер снова ушла на кухню. Джеф сел на одну из кушеток.
Вскоре Клер вернулась.
— А теперь вам придется отпустить мистера Джефферсона, чтобы мы смогли пообедать.
Дети запротестовали, но Клер взяла Джефа за руку и повела его в холл, который служил также столовой. Маленький стол был накрыт на двоих. Обед состоял из горячего, сочного цыпленка с чесноком. Они ели и беседовали — в основном о карьере и успехе Джефа. Клер, похоже, избегала разговора о смерти Ирвина. Джеф понял, что она делала это сознательно, поскольку мальчики не спали.