— Деточка, ты ведь на меня не обиделась?
— Что вы! — искренне ответила Марина. — Я совершенно с вами согласна! Я совсем не думала об этом… И… И я в самом деле не знаю, что бы я могла…
— Ну что ты прибедняешься? — Валерьян с жадностью ухватился за новый повод возмутиться. — Английский знаешь? Магда, она в восемнадцатой школе училась, в Америку ездила!
— Английский? — Магда оживилась. — Я попробую достать тебе переводы. А с компьютером у тебя как?
— С компьютером? — Тут Марина по-настоящему испугалась. — С компьютером у меня никак!
И для верности отчаянно замотала головой. Ей вспомнилась вечно сгорбленная фигура отца, точнее, его постоянно обращенная к Марине спина. На мгновение ей даже послышалось знакомое попискивание, прерываемое зычным криком: «Люся!»
— Ну ничего, ничего, — говорила между тем Магда, — это поправимо, Илюша тебя в два счета научит. Он у нас в этом деле специалист, правда, деточка?
Илья тут же расцвел, закивал с готовностью, наподобие китайского болванчика.
— А к следующей среде я, думаю, сумею прислать тебе, деточка, — это уже Марине, — что-нибудь на пробу. Вот и разобрались, вот и славно, вот и давайте покамест, деточки, об этом забудем. Илюшенька, принеси гитарку, мы с вами попоем. Давно я с вами не пела. И твоего, Аленка, голоса давным-давно не слышала. Так соскучилась! Мне даже во сне однажды приснилось, будто я укладываю тебя спать, а ты самой себе «Спят усталые игрушки» поешь. Тоненьким таким голосочком, просто как колокольчик звенит. А утром просыпаюсь — что такое? Или это у меня в ушах звенит, или галлюцинации на старости лет, но правда, как колокольчик: «Динь-динь-динь! Динь-динь-динь!» Да ясно так, звонко! Посмотрела, а это, оказывается, на форточке синица сидит и заливается: «Тень-тень-тень! Зень-зень-зень!» А голос, ну просто как ты в детстве!
Алена ничего не сказала, она сидела на полу, чуть поодаль от остальной компании, обхватив руками обтянутые узкой черной юбкой колени, и не отрываясь смотрела на огонь своим огромными, как вода, прозрачными глазами. Алена была сейчас где-то далеко. Наконец, точно почувствовав, что все на нее смотрят, Алена встрепенулась, подняла голову и теплым, но нездешним голосом глухо проговорила:
— Ты что-то сказала, Магда? Извини, я не слышала.
Магда слегка растерялась.
— Да нет, деточка, в общем-то, ничего особенного…
11
Они разошлись совсем ночью, Марине показалось, неожиданно, как-то вдруг разом встали и пошли кто куда. В дверях Магда подошла к Марине и снова спросила, ласково и тревожно:
— Так ты на меня не обиделась, деточка?
— Ну что вы, что вы! — снова воскликнула Марина, стараясь изо всех сил говорить убедительно.
— И правильно, деточка! Скажу тебе, даже настоящим, законным женам, кого муж вполне обеспечивает, даже им, по-моему, следовало хоть немного работать, чтобы не распускаться, хотя бы чтоб себя ненароком не потерять, а уж вам-то здесь… — Магда махнула рукой. — Так ты не обиделась?
— Да нет же! — быстро проговорила Марина и, стараясь переменить разговор, скороговоркой произнесла: — Какое у вас красивое платье! И так вам идет!
— В самом деле? — Магда придирчиво оглядела себя, стряхнула с груди невидимую пылинку и вдруг поцеловала Марину в висок. — Ты добрая девочка, — сказала она, понизив голос, точно сообщая великую тайну, и исчезла в темноте коридора.
На самом деле Марина трусила, как маленькая, а от одной мысли о компьютере ее начинало трясти. Успокаивало только то, что учить ее будет Илюша. Но куда он сам исчез? Выходили они из столовой вроде бы вместе, в дверях Марина задержалась с Магдой, и где его теперь искать?
А какой сказочной была предыдущая ночь с Ильей! Марине ни с кем никогда еще не было так хорошо. Она совершенно потеряла голову и, что самое смешное, — вовсе этого не испугалась, наоборот даже, ведь было так здорово, ни на что не похоже! Они понимали друг друга! Марине казалось, что она различает в его глазах отражение собственной души. Это было само по себе чудом: быть физически близкой с человеком, которого чувствуешь душой.
А сегодня эта кутерьма, шум, беготня, один-два на лету перехваченных поцелуя, после безумной-то ночи! А ее огорошили новостью, что, похоже, в этой фантастической жизни придется работать…
Наступила ночь, Марина неожиданно для себя опять осталась одна, один на один со своей перебаламученной душой.
Марина бесцельно брела по коридору второго этажа. Ей было нестерпимо тоскливо. И она боялась куда-нибудь постучать, потому что знала наверняка: за выбранной наугад дверью занимаются любовью.
Любовь! От такой любви Марину скоро начнет мутить. Сегодня, когда закончилось детское застолье, затянувшееся по случаю дня рождения, Марина даже слегка всплакнула от умиления и зависти. На все ее бесконечные расспросы: «Как же вы уживаетесь вместе? Как вам это удается?», нормальные браки разлетаются за полгода, а тут групповуха существует уже скоро четыре года и разваливаться, похоже, не собирается, взять хоть сегодняшний день рождения, будто в хорошей, крепкой, абсолютно здоровой во всех отношениях семье находишься, да у Марины в детстве не всегда так бывало, а ведь вроде бы нормальная девочка из вполне благополучной семьи — как же вам удается устроить такое в теперешнем сумасшедшем мире? — ей все наперебой отвечали: «Да просто мы любим друг друга по-настоящему, без балды».
Марина злобно пнула ногой деревянную панель стены. Панель слегка покачнулась, видно, не так уж он крепок, этот роскошный дом, как кажется с первого взгляда. На секунду Марине стало легче, но она тут же снова скрипнула зубами от злости. На все у них вечно один ответ — «любовь». Любовь-морковь. Ну какая такая может быть любовь — на одну ночь, что ли? На через ночь? Люди добрые, это совсем по-другому называется. Конечно, жизненного опыта у Марины практически не было, но книжек она начиталась достаточно, для того чтобы разбираться в подобных вещах.
Неожиданно из-за одной из дверей, мимо которых Марина уже прошла, отчетливо послышался плач. «Не мое дело!» — одернула она себя, осознав, что готова срочно бежать и смотреть, что там стряслось. Можно подумать, они в самом деле ее семья и все ее здесь касается. Марина решила идти дальше, сделала два шага, но остановилась. Плач был детский. Ребенок? В этой части дома ребенок? Конечно же, это Джейн, вот рядом Ольгина комната! Она двинулась на звук. Плач становился отчетливее, в нем уже ясно различались отдельные слова, перемежаемые звуками рыданий. «Ты! Ты! Ты не моя мама! Я тебя не знаю и знать не хочу! Как можно забыть! Бабушка никогда! Хочу к бабушке! И к Володе! Меня бабушка родила, а не ты!»
Услышав этот монолог, указывающий на наличие в комнате второго человека, Марина приостановилась. Но странно, почему Джейн никто не отвечает? Паузы между возгласами ничем не заполнялись. Почему никто не порывается ее утешить? И Марина распахнула дверь.
Джейн была одна. Ее слова, казалось, были обращены к закрытой двери, ведшей в смежную комнату. Увидев Марину, девочка немедленно замолчала, и теперь слышны были только сдержанные всхлипы. Буквально через минуту Джейн справилась с собой и спросила не слишком дружелюбно:
— Чего вам?
— Ты почему плачешь? — ласково спросила ее Марина.
— А что, нельзя, что ли? Что, здесь и плакать нельзя?
— Я… не знаю, — полушепотом ответила Марина. — Наверное, можно. Давай плакать вместе?!
Джейн опешила. С минуту она сосредоточенно обдумывала предложение, потом слабо улыбнулась и сказала:
— Нет, не получится. Я больше не плачу.
— А почему ты не спишь?
— Я… — Нижняя губа у Джейн дрогнула. — У меня вчера… тоже был день рождения. И никто… Ничего… Даже мама. — Джейн повалилась на кровать и снова разразилась рыданиями. Она уже ничего не выкрикивала, видно, весь запас горьких слов у нее иссяк, но плач ее звучал так безутешно и уже почти совсем не по-детски, что Марина онемела. Она молча присела рядом с ней на кровать и стала гладить Джейн по спине, надеясь, что это хоть сколько-нибудь утешит ее.
Неожиданно дверь в смежную комнату резко отворилась, оттуда брызнул яркий свет, и на пороге возникла Ольга.