С торжествующей улыбкой Марина внесла девочку в кабинет и молча встала перед Денисом. Денис с недоумением уставился на них.
— Ну? — спросил он наконец. — Зачем ты ее принесла? Я сказал уже — она голодная! Пусть мамаша ее покормит. Или она не знает, как кормить?
Видя, что Марина улыбается и по-прежнему ничего не отвечает, Денис наконец разозлился.
— Ну чего ты молчишь? Я тебя русским языком спрашиваю: почему она не кормит ребенка?
— Денис, ее нет.
— Кого нет? Бабы? А куда она подевалась?
— Не знаю, — Марина пожала плечами. — К себе, наверное, ушла, на чердак.
— А ребенка она тебе оставила?
— Ну да. Это теперь моя дочка. Ее зовут Ксюша.
От неожиданности Денис на мгновение потерял дар речи. Он молча пялился на Марину, потом набрал в легкие воздуха и шумно выдохнул:
— Кранты! — И захохотал. — Ну вы даете! — повторял он сквозь смех. — Ну даете! Ну бабье! Нет, я не могу! С вами не соскучишься! С вами никакого цирка не надо! Конец света какой-то!
Тут он неожиданно перестал смеяться.
— Ты соображаешь хоть что-нибудь? Ну чего ты стоишь, будто миллион в лотерею выиграла? Чем ты ее кормить будешь? У тебя молока еще месяца четыре не будет! И что ты собираешься делать все это время? Велишь ей подождать, да? А сейчас ты что делать будешь?
— Я… — растерялась Марина. — Я думала, ты мне подскажешь…
Денис опять рассмеялся, невесело, коротко. А Марина почувствовала вдруг в ногах свинцовую тяжесть. Она опустилась в кресло и смотрела оттуда на Дениса с тоскливым недоумением. Она была уверена, что Денис непременно разделит с ней ее радость, ведь в какой-то мере это был их общий ребенок. Денис принял его вчера ночью, вместе они услышали его первый крик. Как же так получилось, что для Марины этот ребенок в одно мгновение стал родным, а для Дениса он ровно ничего не значил?
— Денис, — робко сказала Марина, — неужели ты вправду хочешь, чтобы я отнесла маленькую на этот ужасный чердак? Разве нельзя взять ее в Крольчатник? Там места нет еще для одного ребенка? И неужели нет способа ее выкормить? Я слышала, у многих женщин вообще не бывает молока!
Денис смотрел на Марину грустными большими глазами. Он подошел к креслу, где она сидела, присел на корточки и снизу вверх заглянул Марине в глаза.
— Малыш, — ласково сказал он, — конечно, в Крольчатнике на всех хватит места. И конечно, можно выкормить ребенка молочной смесью. Я просто хочу, чтобы ты поняла, насколько это серьезно. Это ведь не игрушка, не котенок и не щенок. Это человек, хотя еще маленький. Его нельзя сегодня взять себе, а завтра отдать кому-то другому. Ребенку нужна мать.
— Я буду ей матерью!
— Быть матерью чужому ребенку стократ труднее, чем собственному. А эта девочка… Да ты лучше меня знаешь, в каких условиях она вынашивалась! И у тебя нет на нее никаких документов! Что, если эта Светка через недельку передумает и заявит на тебя в милицию, что ты украла у нее ребенка?
— Да не заявит она! Светка милиции как огня боится! Неужели ты вправду хочешь, чтобы я отнесла ее на чердак? Я не смогу этого сделать! Это невозможно!
— Хочешь, я сделаю это сам?
— Ты? — От изумления глаза у Марины расширились. Она вскочила с кресла и отбежала от Дениса подальше, точно боясь, что он выхватит у нее ребенка. — Денис, но Светка сама хотела сдать девочку в детский дом!
— Так пусть сама и сдает, а мы при чем?
— Да ты белены объелся, что ли? Не отдам я ее никому, это мой ребенок, понимаешь?
— А вдруг она больна?
— Ну и что? А если бы у меня родились близнецы и один из них оказался больным, что тогда, я сдала бы его в детдом? Вы в свой Крольчатник только здоровых детей принимаете?
— Мы детей не принимаем, а рожаем! И если уж на то пошло, друг от друга рожали. А так как сами мы, если уж на то пошло, вполне здоровы…
— И у здоровых людей рождаются калеки!
Малышка, которой надоело ждать, испустила наконец громкий, жалобный крик. Оба они опомнились и сразу перестали спорить.
— Черт с тобой! — Денис устало махнул рукой. — Пойдем лучше на кухню. Найдется где-нибудь в этой квартире сухое молоко?
Сухое молоко нашлось.
Потом малышка, сытая и довольная, снова уснула, а Марина долго сидела с ней на коленях, изучая крохотное личико и нашептывая ей нежные слова. Денис сзади подошел к ней, наклонился, поцеловал Марину в шею и жарко зашептал в ухо:
— Отложи ее теперь хоть на минутку, а?
Усмехнувшись, Марина выполнила его просьбу, устроив малышку в глубоком кресле в кабинете. Они с Денисом легли на диван и долго, исступленно ласкали друг друга. Но уже готовая совсем раствориться в его объятиях, Марина вдруг что-то вспомнила и отстранилась.
— Дениска, скажи, пожалуйста!
— Ну чего тебе, киска?
— Скажи, неужели я буду так же рожать? Так же ужасно, как вчера Светка? Мне будет так же больно, я буду так же кричать?
— Проснулась! — Денис резко сел на кровати. — А тебе кто-нибудь говорил, что рожать приятно?
— Нет, но вот, например, Маша, с ней все было совсем не так!
— Во-первых, у Машки роды были поразительно легкие. И не забудь — вторые. — Денис нашарил на столике возле дивана сигареты и спички. — Во-вторых, она человек другой. Боль исключительно терпеливо переносит. — Денис закурил и курил долго и молча. Марине показалось, что молчал он целую вечность. — Малыш, — произнес он наконец. — Ты, конечно, не поверишь, но на твой вопрос нет ответов. Есть женщины, которым безумно больно рожать, а есть такие, которые почти ничего не чувствуют. Это зависит от массы причин, и самая важная — твой настрой. Главное, не дать первым приступам боли себя запугать, а то дальше пойдет только хуже. Но вообще-то, — Денис впервые улыбнулся, — это, знаешь, как лотерея, кому как повезет. — Он обнял Марину и крепко прижал к себе. — Будем с тобой, малыш, надеяться на лучшее. И потом, — он заглянул ей в глаза, — не забывай: я буду с тобой! Ты веришь мне, Марина?
— Да. — Она ни секунды не колебалась.
Так хорошо им никогда не было.
27
Денису по телефону удалось убедить знакомого врача пропустить к Ане Марину. Сам Денис остался сидеть с ребенком, а Марина поехала в клинику.
Аня, еще более худая, чем до того, лежала ничком на кровати в той же самой уютной комнате, где они с Денисом оставили ее два дня назад, только капельницу уже унесли.
— Аня, здравствуй! — сказала Марина.
— А, это ты. — Аня не обернулась. — Зачем пришла?
— Аня, послушай, я должна сказать тебе что-то очень важное!
Она даже не шевельнулась, безразличная ко всему.
— Аня, Патрик приезжает! Он просил меня передать, что любит тебя и постарается устроить все так, чтобы быть с тобой!
Аня резко села.
— Опять все сначала! Зачем он это делает? Ведь все равно из этого ничего не выйдет! Зачем меня снова мучить? Разве мало было того, что… — Аня не договорила и вдруг заплакала.
Марина подумала, что Ане лучше все-таки плакать, чем вот так вот лежать на постели, будто ты уже труп. Марина поэтому стояла молча, не делая никаких попыток Аню утешить.
Рыдания становились все тише, глуше, наконец совершенно затихли. Аня сидела неподвижно, упершись взглядом в стену перед собой.
— Уходи, — произнесла она наконец беззвучно, едва шевеля губами. — Сказала — и уходи. Не хочу тебя больше видеть.
— Но, Аня, все будет хорошо, вот увидишь! Патрик приедет, и все сразу как-нибудь устроится!
— Он не приедет. — На Анином лице возникла мрачная, безнадежная улыбка. — Мама ему не разрешит.
— Аня, может быть, все-таки…
— Уходи! — тоскливо повторила Аня. — Не мучь хоть ты меня, уходи скорей! Как ты не понимаешь, что, даже если он приедет, даже если любит, все равно это ничего не значит! Чтобы быть со мной, ему придется бросить все — семью, страну, колледж, образ жизни, самого себя, такого, какой он там, да никакая любовь не стоит таких жертв! Еще вопрос: будет ли он такой другой мне нужен? — Впервые за время разговора Аня посмотрела на Марину в упор. — Уходи, — сказала она, на сей раз вежливо, почти что ласково. — Уходи, Марина, пожалуйста!