Как она и предполагала, Валерьян пришел в ужас.
— Ты это всерьез? Хочешь увезти моего сына?
— Валя, успокойся, я не отбираю его у тебя! Ты будешь его навещать сколько захочешь, мы будем с ним ездить к тебе в гости, ты будешь с ним гулять, забирать к себе на день-два…
— Да пошла ты к черту! Это мой сын, я хочу его каждый день видеть, а не навещать в удобное для тебя время! Сама ты можешь катиться куда хочешь, но сына я тебе не отдам, так и знай!
— Валя, тебе не кажется, что это и мой сын?
— Вот ты его и навещай! В любое время! А жить он будет тут. Что тебе здесь не нравится? Может, вам с Серегой комнату еще одну выделить, побольше? Давай я с Аленой поговорю, отберем у Ольги ее мастерскую, все равно она там почти не бывает. Весь мезонин будет ваш! Спроси у него, может, он согласится?
Марина покачала головой.
— Что ты, Валь! Он же хочет, чтобы у него был свой дом, своя жена, своя семья… Неужели это непонятно?
— Да все мне понятно! Непонятно только, почему он этого хочет за мой счет!
Валерьян кричал, не замечая, что все собрались в столовой и прислушиваются к их разговору.
— Господи! — стенал Валерьян. — Такая кодла матерей с детьми! Что бы твоему Сергею посвататься к Ольге или к Жене? Почему, почему именно моего ребенка увозят? За что именно мне такое? — Валерьян вдруг осекся, увидев недоуменно уставившиеся на него круглые от изумления глаза Алены.
— Валя! — воспользовавшись паузой, тихо и удивленно проговорила Алена. — Скажи мне, неужто для тебя в самом деле так важно знать, что это именно твой ребенок? Это же очень глупо!
Валерьян молчал.
— Но ты же всегда со мной соглашался! Как я, считал, что это замечательно: знать и не думать об этом никогда, просто считать, что все дети наши, и неважно, кто от кого! Послушай, когда бы я ни поднимала эту тему, ты всегда, всегда говорил, что со мной согласен! Так что же, выходит, ты мне все это время врал?
Валерьян по-прежнему не открывал рта.
— Валь, скажи! — настаивала Алена. — Мне важно знать!
— Ну, врал, — мрачно произнес Валерьян, уставившись в пол.
Теперь замолчала Алена. Такой Марина ее никогда не видела. На Алениных щеках, покрытых нежным румянцем, выступили красные пятна.
— Я даже не знаю… — Алена растерянно развела руками. — Ну… Ну, если это тебе так важно, раз ты так страдаешь, вот тебе твой ребенок, целуйся с ним!
И Алена выхватила из стайки детей оживленно щебечущую о чем-то свою Соньку и толкнула ее изо всех сил прямо на Валерьяна, так что тот едва успел Соньку подхватить.
Валерьян держал Соньку на руках и смотрел на Алену изумленными, недоверчивыми глазами.
— Это правда? — выдохнул он наконец.
— Правда. — Алена резко развернулась и вышла.
— Старик, — прокашлявшись, произнес Денис, — ей-Богу, я думал, ты знаешь! Ну если ты еще сомневаешься, то могу тебе сказать, что это точно не я, поскольку тогда в одном знакомом доме я трипак подцепил и с ним разбирался, а Илюха в это время на два месяца в лагерь уехал, вожатым работать. Так что сам видишь, кроме тебя, вроде бы некому.
Валька стоял красный и все крепче и крепче прижимал Соньку к груди, пока она наконец не запищала:
— Валька, ты делаешь мне больно! Поставь меня, пожалуйста, на пол!
Остальные отнеслись к Марининым новостям почти равнодушно, возражать, по крайней мере, никто не стал: поступай, мол, как хочешь. И что тут удивительного: Марина всегда знала, что Крольчатник нужен ей больше, чем она ему. Правда, теперь, оправившись после родов, Марина ежедневно по часу занималась с малышней английским — пела с ними песенки, разучивала стишки, дважды в неделю Марина занималась с Джейн музыкой. Какая-то польза Крольчатнику от Марины, конечно, была, но никто не собирался за нее цепляться. Каждый имеет право поступать как ему кажется лучше. Так что главная проблема состояла в том, что надо было решить, чего же она на самом деле хочет? И тут уж никто не мог ей помочь!
Сергей отсутствовал три дня, так надолго они давно не расставались. А когда в конце третьего дня он наконец появился, то повел себя так, словно не было никакого разговора. Марина спрашивала себя: чем черт не шутит, может, он передумал? У нее ведь двое детей!
21
Неожиданно оказалось, что когда в неполные восемнадцать лет у тебя двое детей — это далеко не самое страшное из того, что может приключиться с человеком. Однажды, вернувшись из Москвы (кажется, он пробыл там всего один день), Володя подошел к Денису и торжественно объявил, что им нужно серьезно поговорить. Они вдвоем удалились в Денисову комнату и довольно долго оттуда не выходили. К вечеру в Крольчатнике уже знали Володину нехитрую, но потрясающую историю. От Володи залетела девочка-одноклассница, родителями которой были торговцы-челночники. Дома они бывали редко и о том, что приключилось с их дочерью, догадались довольно поздно, когда сделать аборт было уже нельзя («Да и все равно я бы ей не разрешил», — высказался по этому поводу Володя), так что им скрепя сердце пришлось примириться с обстоятельствами.
Но настоящий ужас охватил Катиных родителей после того, как их дочери сделали ультразвук и выяснилось, что Катя ждет тройню! Бедные родители впали в панику. Они ни о чем не желали слушать, требовали немедленных искусственных родов. Катя сопротивлялась как могла, но обстановка в доме была настолько ужасная, что Володя, заехав навестить Катю, всерьез испугался за своих детей. Само же по себе известие, что детей у него будет не один, а трое, Володю нисколько не испугало, скорей даже умилило и наполнило законной гордостью. Вот ведь он как, раз! — и сразу трое детей! О том, чем он их будет кормить, Володя не слишком задумывался. Главное, Катю забрать от родителей поскорее, а то не ровен час…
И Катя действительно появилась, причем на следующий день. Оба они только что сдали экзамены за одиннадцатый класс, хотя она была на два года его старше. Обосновавшись в Крольчатнике, Володя в школе несколько месяцев не появлялся, но там к этому давно привыкли, памятуя, с какой легкостью перескочил он дважды через класс, так что, когда в мае он как ни в чем не бывало вернулся, его допустили к выпускным экзаменам, каковые он и сдал вполне успешно, а теперь размышлял, что ему делать с этой бумажонкой, то ли задницу подтереть, то ли зашвырнуть куда подальше? Учиться нигде он не собирался, ему это было неинтересно. По его мнению, все и так можно узнать без труда, сидя у себя дома, из книг.
В свои семнадцать лет Катя была довольно высокой и полной. С ее фигурой ей прекрасно удавалось скрывать свою шестимесячную беременность от одноклассников и учителей. Марина ей слегка позавидовала.
Одного взгляда на Катю достаточно было, чтобы понять — решение оставить ребенка принадлежат Володе. Катя явно была неспособна принимать какие бы то ни было решения, но Володю слушалась и доверяла ему безгранично.
В школе Катя всегда была круглой троечницей. Тихая, вялая, она производила впечатление не до конца выспавшейся. Но, несомненно, в этой сонной безмятежности крылась особая прелесть. Денис и все остальные постоянно оказывали Кате знаки внимания с той самой минуты, как она здесь появилась.
Все в Крольчатнике сочувствовали ребятам, нежданно-негаданно оказавшимся в таком пиковом положении. Переживали за них, обсуждали на разные лады случившееся, гадали, как же это их так угораздило, прикидывали, чем и как им теперь помочь. Несколько дней Крольчатник гудел, как улей.
И лишь главные виновники переполоха держались совершенно невозмутимо. Казалось, им было абсолютно все равно, тройня у них будет или пятерня. Марина попыталась поговорить с Катей, но сразу увидела, что это бесполезно. Катя, устремив взгляд вдаль, мечтательно проговорила:
— Знаешь, они мне сказали, что это три девочки! Мы с Вовой думаем назвать их Вера, Надежда, Любовь.
22
Марина в тот день проснулась с ощущением смутного беспокойства. Во сне она видела отца, не полузнакомого Хосе из Мексики, а человека, которого она продолжала называть для себя папой.