Ты знаешь, Марин, я ему все-все рассказала. И про вокзал, и про здесь, и… Ну, сама понимаешь. А он говорит: «Знаешь, Женька, мне все это абсолютно не важно. Я знаю, что на самом деле ты не такая!» Нет, ну ты представляешь?..
И Женя недоверчиво рассмеялась. Смех ее сам собой перешел в слезы, и, плача, она все повторяла:
— Нет, ну ты подумай, Марина, ты только представь себе: ведь все как нарочно! А люди еще врут, что Бога нет!
Улыбаясь, Марина возвращалась к себе наверх. На лестнице ее встретил Денис и помог дотащить корзинки. Вид у него был грустный, растерянный, даже рубашка на нем была в пятнах, и галстук сбился куда-то набок. Но он отчаянно пытался бодриться.
— Ничего, маленький, прорвемся!
Марина и не подумала ему возражать. Вместо этого она пересказала Денису Женины новости. Денис очень обрадовался.
— Ну! Видишь! Я же говорил, будет еще и на нашей улице праздник! Глядишь, ближе к ночи и Ольгин муж объявится!
В тот вечер почти ни о чем не говорили, сидя у камина. Всем было грустно, тоскливо. Все чувствовали себя в той или иной степени лишними, ненужными в огромном и странном мире, в который предстояло им ринуться.
— Мы тут точно обломки! — вздыхал Валерьян. — Обломки гигантской взрослой империи.
Даже в Жениных глазах погас огонь. Ей наконец улыбнулось счастье, но какой же ценой! А другие как же? Что станет делать Денис, для которого в Крольчатнике был весь смысл жизни?
Эти и другие вопросы терзали сидящих в тот вечер у огня. Огонь был вроде бы такой же, как всегда, пылал так же ярко, и все же он казался им каким-то тусклым, равнодушным и даже холодным. Поэтому, как только большие поленья начали прогорать, никто и не подумал подложить новых. Камин быстро догорел, и все тут же разошлись, молчаливо и быстро, точно люди, ничем не связанные друг с другом, случайно оказавшиеся вместе. Впереди была длинная и тоскливая ночь, и впервые за долгое время Марина пожалела о своем решении во что бы то ни стало хранить верность Сергею. Сейчас бы так хорошо было к кому-то прижаться! Все равно к кому.
Однако компанию Марине в ту ночь составил Фунтик. Дети спали, и, вслушиваясь в темноте в их сонное дыхание, Марина долго и напряженно думала о том, как все было прекрасно, и о том, что же ее ожидает теперь, и ее детей, и Фунтика, и вообще… Мысли не давали Марине заснуть по-настоящему, хотя временами усталость брала свое и Марина погружалась в смутное, тяжелое полузабытье, потом выныривала из него, и невеселые мысли начинали снова мучить ее.
И лишь под утро заснула Марина наконец по-настоящему, да так крепко, что едва не проспала свое дежурство.
Стоя посреди кухни — весь дом еще спал, и Марина поэтому старалась двигаться по возможности меньше и тише, — она вдруг услышала, что опять кто-то колотится в калитку. Марина выскочила в сад, как была, даже без тапочек, обмочив ноги в росе. Щеколду на калитке чуть-чуть заело (с ней такое вообще случалось). Когда же калитка наконец распахнулась, перед Мариной предстала деревенская почтальонша.
— Тащись в ним чуть свет из-за одного письма! Живут у черта на рогах, чуть велосипед не загнала, а они даже открывать не торопятся! И звонка у них нет!
— Да что за письмо-то?
— Так в том-то и дело, что заказное! На-ка вот, распишись! Из самой Америки прилетело, на имя Солнцевой Ольги. Есть тут у вас такая?
К обеду все уже знали, что письмо прислала Ольгина мачеха, теперешняя жена Ольгиного отца. Она прислала приглашение для Ольги и всех детей, да сверх того еще рекомендательное письмо к американскому консулу, без которого, как она писала, Ольге вряд ли удастся быстро получить американскую визу.
Отец с мачехой жили в Огайо, в собственном загородном доме. Оба где-то служили и были вроде бы достаточно обеспечены. Детей у них не было, мачеха не писала почему, но общий дух письма позволял заключить, что детей у них нет по ее вине, а она хотела искупить эту вину, взяв к себе бедную Ольгу с детишками.
Нельзя сказать, что Ольга стала счастливой, прочитав это письмо. Однако из ее глаз исчезло выражение тоскливой безнадежности. В тот же день она съездила в Москву и подала документы на загранпаспорт, через месяц, максимум через полтора Ольга решила отчалить в Америку. В ожидании визы Ольга скрепя сердце собиралась прожить у мамы Нели.
Марину поразило, что с момента получения письма Ольга перестала совсем замечать Дениса. Она бегала по дому, на ходу подхватывая на руки и целуя своих детей, суетилась, собирая документы и вещи, без конца что-то напевала. На Дениса она не смотрела. Марина замечала, как он следит за Ольгой глазами, удивленно и как бы даже немного тоскливо. Казалось, ему теперь все время чего-то недостает.
За обедом их всех несказанно удивил Володя. На вопрос, что они с Катей собираются делать дальше, Володя ответил, что уже договорился обо всем с Бруно. У него в квартирке внутри конюшни есть две комнаты. Володя станет работать на конюшне вместо уезжающей Жени, а Катя, когда оправится после родов, сменит второго конюха, который как раз собрался с сентября уехать учиться.
Бруно нисколько не возражал, что в конюшне появится тройня, наоборот, говорил, что это будет забавно.
— Что ж, — заметил Валерьян, — все складно у вас получилось. Заодно присмотришь за нашими лошадьми.
Алена согласилась оставить Соню у Вальки, по крайней мере на первое время, а то с ума сойдет!
Денис ничем не выдавал себя, что его огорчает предстоящая разлука с Никитой. Марину, знавшую его отношение к детям, это несколько удивляло.
Про Дениса вообще никто ничего не знал: ни где он собирается жить, ни чем займется. Предполагалось, что он вернется к родителям. У Дениса медицинский институт, работа в клинике, куча самых разных тусовок, где его считали за своего, поэтому перспективы у Дениса казались вполне благополучными. Марину настораживало, что Денис постоянно молчал. В нем как будто что-то оборвалось, и жил он сейчас по инерции. Лицо его, по-прежнему ангельски прекрасное, казалось лицом не человека, а статуи. Алена делала попытки его расшевелить, но даже у нее ничего не выходило.
Ночью Марину разбудил стук в дверь. Считая, что это приехал Сережа, она открыла дверь, как была, даже без рубашки.
Там и в самом деле стоял Сергей, только он был не один. За дверью около него толпились Денис, и Валерьян, и Женя, и все остальные. Глаза у них как-то странно блестели.
— Маринка, спускайся к нам! Мы там снова камин растопили! Нет-нет, не надо, не одевайся!
Марине показалось, что это снова какой-то сон. Она послушно шла вслед за ними по лестнице.
В столовой собралось все взрослое население Крольчатника, кроме Маши и Кати, Володя сказал про Катю: «Эта корова спит опять беспробудным сном и разбудить ее нет никакой возможности».
На столе стояла бутылка с гавайским ромом. Ее пустили по кругу, и каждый сделал глоток густой, тягучей, обжигающей горло жидкости, от которой кровь побежала быстрее по жилам. Стол отодвинули в сторону, больше того, с ним произошла совсем уж невероятная вещь: его сложили! Присутствующие улеглись на открывшееся перед ними необозримое пространство ковра. На голых, мокрых от пота телах приплясывали огненные блики. Марина почувствовала, что кто-то ее обнял и потянул вниз. Обернувшись, она увидела, что это Денис. Но где Сережа? И тут Марина заметила, что Сергей уже откатился к подножию рояля в обнимку с Аленой.
Трудно сказать, сколько раз за ночь сменялись на ковре пары. К утру все устали и уснули, сплетясь на ковре в какой-то немыслимый клубок.
Их разбудил зверский холод. Марина с Сергеем, пошатываясь, с трудом поднялись. Вокруг них все тоже поднимались и разбредались потихоньку по своим комнатам.