— Погоди, а самому тебе тогда сколько было?
— Ну, восемь, а что?
— Так откуда ты тогда слова такие знал? Ну там спираль и так далее?
— Откуда? Книжки надо читать! В книжках все написано.
На это Марина не нашлась что возразить, и она в который раз посмотрела на Володю с легким испугом. «Гофмановский какой-то персонаж, ей-Богу!» — подумалось ей. Володя поймал Маринин взгляд и усмехнулся.
4
Вечером того же дня к Марине заглянула Ольга. Молча села на край кровати, сгорбившись и обхватив руками колени, и долго-долго всматривалась в одну точку. Марина потом проверила на всякий случай и убедилась, что в этом месте на обоях не было даже цветка. Глаза Ольги были тусклые, рыжие волосы свисали нечесаными сальными прядями.
Посидев немного, Ольга резко тряхнула головой и выдохнула без предисловия:
— Не могу больше так жить! Надоело! Жизнь здешняя надоела.
— Но почему?
— Не настоящая она! Никто так не живет!
— А как же живут? Мне казалось, что все живут по-разному.
— Ей казалось! Ты, Марин, не обижайся, просто ты еще маленькая. А на самом деле люди живут вдвоем, чтобы только ты да я, и больше никого.
— Подожди, как это никого? Они же не в вакууме живут? А куда все остальные деваются?
— Ну, остальные… — Ольга в задумчивости убрала волосы со лба. — Остальные как бы вокруг оказываются. И родители, и друзья, даже ихние дети.
— Оль, а этим двоим, им как, не скучно?
— Может, иногда скучно.
— Ну тогда мне совсем непонятно, что во всем этом хорошего и зачем к этому так уж стремиться.
— Да пойми ты, по-другому жить попросту невозможно! Эх, да что с тобой разговаривать! Все вы тут блаженные какие-то! — Ольга резко отвернулась и опять уставилась в свою точку.
Марина осторожно потрясла ее за плечо:
— Оль, скажи мне по-честному, сама ты видела это самое счастье? С тобой такое бывало или с друзьями твоими?
— Со мной не бывало, а с друзьями — сколько раз! Хотя, вообще, как узнаешь? В душу к человеку не заглянешь. Со стороны казалось, что у них все путем… Ах, да при чем тут это? — Ольгины плечи опять бессильно поникли. — Просто, понимаешь, Марин, я ужасно устала! У меня больше ни на что нет сил! Никому я тут не нужна.
— То есть как это никому? А детям? А детям своим?
— Ох, это только так говорится — детям! Ну подумай сама, что я могу им дать? У меня нет ни своего угла, ни постоянного заработка, мне не на что купить им одежду, даже дать им каждому по куску хлеба с маслом! Представляешь, сколько нужно хлеба на пятерых?
— А твои картины?
— Что картины? Кое-как прокормиться на них и можно, но квартиры на эти деньги точно не купишь! А потом, когда я стану писать картины, если с утра до вечера буду заниматься детьми? Знаешь, я тут недавно видела Ванькиного отца, ну, мужа своего бывшего. Так он мне сказал: «Оля, но ведь это же кошмар — быть в наше время матерью пятерых детей! Это же тупик, мрак и ужас!» Так он сказал. И добавил, что содрогается при одной мысли о том, что имеет к этой ораве отношение. И ведь он не зверь, Марин, ты не думай, он играет на гитаре, поет песни, любит стихи, читал мне когда-то по ночам Пастернака.
— Да? А по-моему, он дурак, и никакой Пастернак тут не поможет. Дурак и сволочь. Ну хорошо, не любит он тебя, так ведь не один же он на свете! Ты жила без него здесь почти три года, что вдруг с тобой случилось?
— Марина, ну как же ты не поймешь, что одних детей женщине мало? А меня… Меня ведь здесь никто не любит по-настоящему.
— То есть как? А мне казалось, Илья… у вас же ребенок…
— Ну что ты, у Ильи ведь есть Маша.
— Ну, хорошо, тогда Денис или, может быть, Валька…
— Валька любит тебя, если начистоту говорить. А Денис… На первый взгляд кажется, что он любит всех, но ты знаешь, Марина, я только недавно это поняла: по-настоящему Денис любит одну Алену, а другое все у него ну, как бы тебе сказать, от отчаяния, что ли, из-за того, что она так к нему относится.
— Не привлекает, одним словом, Алену счастье для двоих.
— Ну, знаешь, с таким отцом, да еще с такой дачей И я бы по-другому рассуждала! Мой-то отец улепетнул в Америку еще до моего рождения!
— И все-таки, Оль, насчет Вальки это тебе кажется. Валька любит не меня, а своего будущего ребенка. На этот счет у меня нет никаких иллюзий. — «И не надо!» — добавила она про себя. — И потом, а как тогда Женя? Что-то она у тебя выпала из общей картины.
— Женя после всего, что ей довелось пережить, вообще уже не человек, а какая-то живая икона. Великомученица. И потом, Женя работает! Откуда нам знать, может, у нее давным-давно роман с Бруно!