Номер был шикарный. Комнат было две, они сели за стол в той, что побольше. Незнакомец поинтересовался, что Марина будет пить — кофе, колу или вино?
— Кофе, наверное. — Ошеломление уже прошло, и на Марину постепенно наваливалась прежняя утренняя тоска. Мгновение спустя перед Мариной стояла дымящаяся чашка с кофе, а сам хозяин номера сидел напротив Марины в мягком кресле и, улыбаясь, наблюдал, как Марина пьет.
— Ты очень красива, — сказал он наконец. — Очень… как это… похожа на свою маму. Я рад. И мне жаль, что я так долго не видел тебя так близко! Ты знаешь, почему у тебя такое имя?
— Марина?
— Марианна, — поправил он. — Мария — это имя мамы твоей мамы. Мою маму звали Анна. Когда ты родилась, мы с Лусией спорили, как будем назвать: как твоя мама или как моя мама. Назвали как две мамы вместе. Марианна. А меня зовут Хосе. Хосе Мендоза. Выпьем немножко? — Хосе разлил темное вино в две маленькие, прозрачные рюмки. — За знакомство!
— Мне нельзя! — запротестовала Марина.
— О! — Он махнул рукой. — Так мало вина совсем ничего не сделает для ребенок! Ну, Марина, это слабое вино! Из пальма.
Марина улыбнулась и послушно пригубила густую темную влагу. Как ни странно, ей это вино не показалось слабым, оно обожгло ей язык и гортань. Но, может, это потому, что она вообще еще мало пила в жизни и просто у нее нет привычки? Делать второй глоток Марина поостереглась. Похоже было, что и один уже сделал свое дело: Марина слегка расслабилась, устроилась поудобнее в кресле, рискнула даже заговорить.
— Хосе, — начала было она.
Но он шутливо замахал на нее руками:
— Нет, Хосе нет, папа!
— Ну хорошо, папа. — Марина с трудом сдержала улыбку. Как странно называть папой совершенно незнакомого человека! — Сколько мне было лет, когда вы с мамой разошлись?
— Два года. Немножко больше. Ты была тогда вот такая. — И Хосе показал рукой примерно на полметра от пола. — Но толстый. Вот такой! — Он смешно надул щеки. — Но ты все-все говорил, и по-русски, и по-испански.
— Я говорила по-испански? — Марина недоверчиво приподняла брови. — Сейчас я не помню ни слова! Папа, я родилась в Мексике?
— Нет, ты родилась здесь, а потом мы ехали к нам. На мое ранчо.
— Ух ты! Ранчо? С лошадями?
— Да, с лошадями. Мы с Лусией катали тебя на пони. Ты был маленький, но ничего не боялся! Я думал, ты вырастешь, дикие лошади объезжать будешь.
— Я бы не против! — Марина улыбнулась. — Я люблю лошадей. Папа, а почему вы расстались с мамой? Или лучше вообще с самого начала, как вы познакомились, как поженились? Я же ничего не знаю!
— Мы вместе учились в Москве. В университет. Но я не как твоя мама, на биология, я это… никогда не мог правильно сказать! — почвоведение, да! Это один дом в университет, понимаешь? Ой, она была такой красивой, твоя мама! Самой красивой девушкой на весь университет! И самой умной! — Хосе невесело усмехнулся. — Да. Хорошо, что красивой, плохо, что умной. — Хосе рассмеялся, вслед за ним и Марина. Она с каждой минутой чувствовала себя с ним все свободнее. Может, из-за пальмового вина.
— Почему? — спросила Марина сквозь смех. — Почему плохо, что мама была такая умная? — Но слово «была» так резануло Марину, что она оборвала свой смех и схватилась рукой за сердце.
— Потому, — Хосе тоже внезапно посерьезнел, — что такой умной девушке в Мексике скоро стало скучно. У нас так красиво на ранчо, у вас в России нет таких мест, но ей ничего не нравилось! Лусия говорила: я биолог, я училась пять лет, я хочу свою науку, не хочу сидеть дома, не хочу смотреть детей. Она говорила — «не хочу», как говорят маленькие дети, и я думал, что это каприз, он скоро пройдет. Она говорила — не хочу, но она не могла так жить, она все время была грустной, серой, усталой, не могла радоваться, не могла смеяться, а я все думал — пройдет. Однажды приехал, а ее нет, она улетела, моя Лусия, и тебя увезла с собой! Я приехал в Россию, не сразу приехал, через год, и сказал: «Лусия, отдай мне Марианну! Ты такой красивый, у тебя будет еще муж, будет еще дети!» Но она сказала: «Нет, у меня не будет других детей, не будет, пока Марианна не вырастет».
— И она ждала? Она столько лет ждала? — Маринины глаза наполнились слезами. — Столько лет! А я ничего не знала!
— Да, — кивнул Хосе. — Она ждала. Марианна, я приезжал, каждый год приезжал, привозил деньги, вещи, звонил Лусия, хотел знакомиться с тобой, хотел видеть, но Лусия говорила — нельзя: у девочки есть папа. Я говорил: ну хорошо, пусть я не папа, пусть дядя Хосе, да? Но Лусия все равно не разрешала. Никогда. Я ездил в машина за тобой по улицам к метро, к школа, к магазин, смотрел. Ты очень похожа на Лусия. И похожа на моя мама, на Анна. У меня с собой есть портрет, я тебе дам. — Хосе достал из «дипломата» маленькую фотографию. Марина глянула, и у нее захватило дух! С фотографии на нее смотрела пожилая женщина, в жилах которой наверняка текла негритянская кровь. Квартеронка, а может, даже мулатка! У женщины были полные губы, темная кожа, широкий нос и густая копна темных жестких волос. И при этом Марина заметила сходство с собой — в посадке головы, в овале лица, в разрезе глаз, правда, не зелено-голубых, а черных.