Однажды утром, проснувшись, когда Марина подошла к малышке, она отступила на миг, пораженная: при виде нее девочка перестала плакать и заулыбалась.
— Узнала! Узнала свою маму! Крошечка ты моя хорошая! — Сердце Марины наполнилось теплотой. Она быстро переодела малышку и, подхватив корзинку, служившую Ксюше кроваткой, легко, не чуя под собой ног (конечно, живот мешал ей двигаться быстро), пошла вниз на кухню: было ее дежурство.
На кухне Маринино внимание сразу привлек незнакомый звук. Он доносился из окна — звонкий, мелодичный. Марина выглянула во двор и увидела капель. Весна! Весна пришла! Жизнь продолжается, и скоро появится на свет Маринин ребенок! Господи, кто бы знал, как надоело ждать! Как надоело быть такой толстой!
Тяжесть, лежавшая столько времени у Марины на сердце, растаяла, как снег на весеннем солнце, оставив светлую грусть. Что же, перед смертью человек бессилен, ничего ты с ней не поделаешь, но все равно надо жить дальше, тем более что у Марины есть ребенок, а совсем скоро родится другой. И к тому же где-то там, в Москве, живет Сережа, о котором она почти что не вспоминала эти тяжелые дни. Марина осторожно поставила корзинку с Ксюшей, принесла из подпола картошку и начала ее чистить.
На пороге кухни, как всегда бесшумно, возникла тоненькая фигурка Жени.
— Привет, я пришла тебе помогать!
— Спасибо, я сама справлюсь. Не в первый раз!
— Я знаю, вдвоем повеселее!
И Женя без лишних слов сняла с полки еще один нож, и они стали чистить картошку вместе.
— Марина, а кто тебя научил так хорошо ездить верхом?
— Ну уж и хорошо!
— Не прибедняйся, пожалуйста! Мне Бруно все рассказал! Влетела во двор конюшни галопом! Давайте, кричит, телефон, а то я у вас тут все разнесу!
— Никогда бы не подумала, что у тебя хватит сил шутить над этой историей!
— Теперь отчего не пошутить, все обошлось. Если честно, я все время жду от жизни чего-нибудь плохого.
— Вот оно как раз и случается! Лучше жди чего-нибудь хорошего!
— Не могу. Натура у меня не такая. Все-таки где ты научилась ездить верхом?
— У бабушки в деревне. Ну, она мне не совсем бабушка, она, знаешь, бывшая няня мамы моей. Сейчас-то она старенькая совсем, даже на похороны мамины не смогла приехать. Она живет в деревне. Ступино называется, Болшевского района.
— Как-как ты сказала? — Женя вдруг слегка побледнела.
— Ступино Болшевского района, а что?
— Да ничего, ничего, рассказывай! Просто… Бывают же совпадения! Друг у меня там жил. Теперь-то, наверное, не живет, сколько лет прошло!
— А как его зовут, твоего друга, может, я его знаю?
— Да какая разница? Говорю, он там уже не живет! Гришкой его зовут.
— Гришка? А фамилия у него не Махонин случайно?
— А что? Неужели ты его знаешь?
— Так ведь это же он научил меня ездить! Он там сейчас на конюшне работает.
— Не может быть! — Женя спала было с лица.
— Да кто он тебе, Женька, чего ты вдруг так разволновалась?
— Этот самый Гришка Махонин, ну… одним словом, отец Димыча, ясно?
— Ясно, — несколько обалдело проговорила Марина, и некоторое время они чистили картошку молча. — Слушай, — не выдержала наконец Марина, — а он хоть знает, что у него… Ну, то есть у тебя… Ну, одним словом, он знает, что Димыч есть?
— Да кто его знает? Я ему писала, в армию.
— А он?
— Не ответил.
— А может, до него письмо не дошло? Может, их перебросили куда-нибудь в армии? Я слышала, бывают такие места, откуда и не напишешь!
— Все, конечно, может быть, но теперь чего гадать? Кому я теперь нужна, после всего?
— Да ты что, Женя? Давно забыть пора! Ты такая хорошая!
— Перестань! — Нож стремительно двигался в Женькиных руках, картошки одна за другой плюхались в кастрюлю.
— Я к тому, что этот твой Гришка, по-моему, в детях души не чает! Честное слово, даже странно! Взрослый парень, суровый такой на вид, а встретит малыша, сразу присаживается перед ним на корточки, начинает его о чем-то расспрашивать, какие-то с ним детские дела обсуждать, да так серьезно, мне даже иногда смешно становилось! И малышня к нему липнет.